Невеста
Шрифт:
— Что это меняет?
— Ничего, если хочешь быстрее подохнуть, — сказала я. — Но если нет, слушай меня и верь мне.
— Да ты кем себя воображаешь? — хрипло рассмеялась Маша.
— Может быть, если мыслить глобально, я и никто, органическая молекула. Но для тебя я — свет в окошке и твоя последняя надежда. Я просто излагаю нынешнюю ситуацию, как она есть. Неделю назад мы договорились, что ты соскакиваешь, и я не тянула тебя за язык. Тогда ты доверилась мне, мы разговаривали как равные, и ты дала обещание соскочить. С тех пор изменилось только то, что химический баланс в твоем организме ухудшился, и ты должна втереться
— На самом деле, не одной, — я немного запуталась и приводила мысли в порядок, — потому что этих единиц тоже миллионы, так что есть выход в конце тоннеля, и хорошо бы сформулировать цель, за которую ты борешься, потому что без цели наркоману выжить невозможно.
— Нет у меня цели, — глухо сказала Маша. — Пусть все катится к дьяволу.
— А ты про модную линию так просто меня нагружала?
— Посмотри на нас! — крикнула Маша. Ее хорошенькое личико исказилось. — Мы просто две жалкие бляди, которые болтают языком на сраной кухоньке. Какая в жопу цель может у нас быть? Какое будущее?
— Такое же, как у любого человека, который молод и здоров. Мы, если хочешь знать, способны очень на многое, если будем вместе.
— Ты специально мне врешь, — убежденно сказала Маша. — Просто хочешь успокоить. Я понимаю, на твоем месте я бы вела себя точно так же. А сама ты хочешь скопить деньжат, встретить принца на белом «Мерседесе» и нарожать ему детей.
Я усмехнулась, но не перебила ее — пусть выговорится.
— Таких как ты, может, есть еще человек пять у нас в клубе. Остальные ширяются, как я, или сидят на колесах. Скажешь, это не так?
— Да ну, — ответила я, — неужели? Я–то думала, мы состоим в обществе благородных девиц.
На самом деле, я понимала, что здесь Маша права — работа наша была настолько нервной и тяжелой, что редко кто обходился без стимуляторов, или наоборот — расслабляющих средств не совсем натурального происхождения. На прежней работе Кристина с Кариной тоже баловались амфетаминами, да и в Германии я насмотрелась всякого. И все же я сама держалась, находя в учебе отдушину, не позволяющую сорваться и утратить цель в своей жизни. Наверное, это отличие от большинства девчонок наполняло меня чем–то сродни мании величия, но пусть и так, значит, чувству собственной исключительности я обязана тому, что пыталась влиять на Сабрину и Машу. Неужели это было плохо? А подруга моя, постукивая зубами, продолжала:
— Кто сейчас добивается успеха в России? Посмотри вокруг — к нам приходят воры и бандиты, взяточники и аферисты, наглые, сильные, уверенные в себе. Мир сейчас принадлежит этим крутым самцам, а мы только подстилки, мразь, без имени и души. Каким делом можно заниматься в этом сортире? Да тебя в порошок сотрут, замучают поборами всякие крыши и раздавят конкуренты.
Она замолчала, переводя дыхание.
— Ты рассуждаешь, как подстилка, значит ею и останешься, — холодно сказала я. — Мразь именно боится что–то делать, придумывает дешевые аргументы, чтобы пальцем не пошевелить. Если хочешь знать, все эти люди, которые кажутся тебе жутко сильными и влиятельными, тоже чего–то боятся, тоже не уверены в себе…
— Ага, боятся, что у них не встанет, —
— Не притворяйся тупой сучкой! — вспылила я. — Тебе я помогаю, потому что ты умнее других, даже меня, может быть, в чем–то. Сила это не главное — иначе Землей бы правили слоны и медведи. Заведи себе грамотную охрану, и все будут бояться уже тебя. Думаешь, у всех этих мудаков, которых ты перечислила, не трясутся коленки от страха перед наездами, стрелками, предъявами? Ты вбила себе в голову, что ты ниже их, и вся беда идет у тебя из головы. В реальности люди равны и умирают одинаково все — бляди, банкиры, авторитеты.
— Наглая ты девка! — восхитилась Маша. — Будто бы не из провинции. Это даже странно: в Иваново я ни хрена не слышала таких рассуждений, это тебе Москва навеяла… А меня с детства папаша бил, пьяный приходил вечно, потом замерз как–то зимой, так я даже не плакала, хотя мне всего восемь исполнилось. У матери было нас двое — я и старший брат. Он военный был, погиб в Афгане, под самый конец… Если бы не он, я бы не доучилась. Его привезли в свинцовом гробу через месяц, как я диплом получила…
— И что потом?
— Ничего. Замуж вышла, родила, потом развелись. Он бухал сильно.
— Слушай, ты же из мужиков веревки вьешь. Как можно от такой, как ты, уйти?
Она разметала по плечам длинные волосы, и сквозь них, улыбаясь, посмотрела на меня — это был ее взгляд менады, от которого мужики валились в штабеля.
— А я тебе нравлюсь, — не спросила, а уверенно сказала Маша. — Я давно уже заметила.
— Нравишься, — не стала я лгать. — Если хочешь, считай это одной из причин.
На самом деле, мне нравилась не просто она, а ее талант. С той же легкостью, с которой она соблазняла мужчин, Маша делала в жизни все: готовила, рассуждала об умных материях, шила… Она рисовала совершенно изумительные модели одежды, в которые я сразу влюбилась, когда увидела Машины альбомы. Впрочем, разве можно было отделить талант, от личности, которая старалась изо всех сил этот талант угробить? Кстати, Влад-администратор по секрету сказал мне, что брат Маши погиб в тюрьме, куда сел за убийство их отца. Но к 97-му году я научилась хранить как свои, так и чужие секреты.
На мой день рождения Сабрина сообщила страшную тайну: она собралась уходить к своему поклоннику, Жене, с которым уже полгода встречалась вне работы. Он был управляющим фабрикой по производству керамики в Подмосковье, и ради Сабрины оставил жену и двенадцатилетнюю дочь. Самому ему было уже около сорока, и они с моей подружкой сняли гнездышко в Чехове, где готовились наслаждаться друг другом. Квартиру в Москве этот человек оставлял жене и ребенку, а сам уходил в неустроенность подмосковной жизни вместе с проституткой. Бывшей, надеюсь.
Я довольно хорошо помню, как Женя впервые появился у нас в клубе с германскими партнерами. Они где–то раньше успели набраться, и пришли уже заполночь, желая украсить бурный отдых женским обществом. У немцев были расслаблены галстуки, а Женя свой вообще развязал, и я его запомнила по этим длинным, перекинутым через шею концам.
— Эй, телки! — нагло орал Женя сквозь громкую музыку. — А ну, бегом сплясали для моих гостей из Дойчланда русский народный танец стриптиз!
— Там девушка на сцене, — утихомиривала я борзого клиента. — Она уйдет, мы пойдем танцевать в свою очередь.