Невеста
Шрифт:
И тут же, громче, резче:
– Но он тоже не может без меня. Не может. Я знаю. Знаю.
И снова молчание, только перестук колес, да резкое, на поворотах, хлопанье двери тамбура. Поезд стал замедлять ход, показались огни новой станции. Показались и исчезли, электричка проследовала без остановки. Вновь бухнула дверь тамбура, когда вагоны миновали одну за другой две стрелки.
Она сцепила пальцы и закрыла глаза, плечом привалившись к стенке. Казалось, она дремала. И только подрагивание больших пальцев, то принимавшихся тереть
Беретка была чуть великовата ей, и когда она устало коснулась виском стены, стала медленно сползать на глаза. Она зябко поежилась, запахиваясь в короткий, не по сезону легкий, плащ, и открыла глаза.
– Ты куда сейчас?
– спросила она. Спросила так, словно прежнего разговора не было, словно она только что увидела меня и решила узнать, долго ли я буду ее попутчиком.
– На дачу.
– Это далеко?
– Нет, - я назвал станцию, она кивнула. И спросила негромко:
– К кому-то?
– От кого-то. Вернее, от кого-нибудь.
– Значит, все еще один.
Я пожал плечами.
– Тебе проще быть одному... в тридцать лет.
– Я не знаю. Наверное.
– Наверное, - повторила она.
– И все же странно.
– Что странно?
– Мы встретились. Случайно. Там, где наши пути не должны были пересечься никогда. За эти шесть лет они ни разу не пересекались, хотя и ты, и я жили, до недавнего времени, в одном городе, в одном районе. А тут, когда мы с мамой переехали...
– она замолчала. И неожиданно произнесла: Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем мы встретимся вновь?
– Быть может, столько же, - помолчав, ответил я.
– Или нисколько. Вообще нисколько, - и не дав мне ответить, спросила: - Ты сейчас никуда не торопишься?
– Нет. Если ты хочешь, чтобы я проводил тебя...
Она покачала головой.
– Я хочу другого. Я хочу, чтобы ты зашел к нам. Ненадолго, на час-полтора, самое большее. Просто посидеть, поговорить. Я познакомила бы тебя с мамой, ты ведь никогда не видел ее прежде. А потом я проводила бы тебя до станции, если хочешь....
– новая пауза.
– Только я хотела бы просить тебя об одной услуге, если не сможешь, ответь сразу, и я... и мы увидимся еще через шесть лет. Или...
– она замолчала.
– Я слушаю тебя.
– Я буду называть тебя другим именем.
– Каким?
– спросил я, хотя мог бы не спрашивать.
– Человека, который любит меня. Который не может оставить меня у себя. Который провожает до вокзала каждый раз, когда я бываю у него... каждую субботу и иногда на праздники....
Я молчал.
– Тебе ничего не надо будет говорить: ни о себе, ни обо мне. Просто поддержи мой разговор. Он никогда публично не обнимал и не целовал меня, в этом плане он сдержан и старомоден, так что твои чувства тоже останутся при тебе. Он совсем другой человек.
– Я понял.
– Вряд ли. Просто прими это. И еще одно - он очень любит меня.
– Хорошо.
Она вздрогнула и напряглась.
– Что хорошо?
– Я согласен. Но твоя мама узнает меня по голосу. Ведь в свое время я почти каждый день звонил тебе.
– Через день, - напомнила она.
– А день звонила я. И потом... ты всегда приглашал меня к себе. Ведь у меня дома была мама.
– Да, верно, - медленно произнес я. Поезд стал замедлять ход.
– Это твоя станция?
– Да, - она протянула руку.
– Пойдем.
Я взял ее под ругу. И мы вышли на перрон. А когда уже подходили к дому, я произнес:
– Не надо меня провожать. Мне кажется, это лишнее.
– Только до калитки, - сказала она.
– Да. Только до калитки.
И, сказав так, она подошла к калитке и открыла ее. И сказала в темноту сада, порывисто и звонко:
– Мама, это я, - и добавила спустя мгновение, точно застрявший в горле комок проглотив: - Мы пришли.
С крыльца донеся странный скрип, будто что-то покатилось. И я увидел женщину, поседевшую слишком рано для своих лет, кутающуюся в пуховый платок. Она медленно повертывала кресло-каталку в сторону ступенек, сбегавших с крыльца.
– Это моя мама, - шепотом произнесла она. И представила меня новым, непривычным именем, услышав которое, я отчего-то вздрогнул.
– Мама, - продолжила она, - это он. Я тебе говорила о нем.
Мы поздоровались; я склонил голову и пожал протянутую мне тонкую пергаментно сухую руку, в которой столь явственно, как пойманная в плен бабочка, трепетала жилка пульса, что невольно становилось не по себе.
– Я очень рада вас видеть, - сказала мама.
– Жаль, вы раньше не могли к нам зайти.
Моя спутница взялась за ручки кресла и покатила его в дом. Я вошел следом.
– Не надо, доча, я сама. Ты проводи лучше своего кавалера в гостиную. А я чай принесу, он только что вскипел, вас дожидается.
– И с порога кухоньки мама крикнула, обращаясь ко мне, - Все же, как хорошо, что вы нашли время зайти к нам.
– Раньше не получалось, - произнесла она за меня.
– Только сегодня смог вырваться. Мама, он всего на несколько часов, с тобой познакомиться. Я же тебе говорила....
– Да, доча, я помню.
– Он не сможет остаться. Так получилось, что сегодняшний вечер свободен, а потом...
– она замолчала, не договорив.
– Я понимаю, - голос, доносившийся из кухни, заметно ослаб.
– Жаль, что вы не сможете остаться у нас. Скажите, - мама появилась в дверях кухни с подносом, закрепленном у подлокотника; на подносе стояли чашки, заварочный чайник, сахарница.
– Скажите, а нельзя ли вам будет как-нибудь отпроситься или, к примеру...
– Мама, я же говорила тебе.