Невидимая Хазария

Грачева Татьяна Васильевна

Ввиду невозможности осуществить террористический акт в отношении Рачковского Е. Азеф (агент Охранного отделения, руководитель Боевой организации эсеров), опасавшийся разоблачения, единолично разрешил ликвидировать только Гапона. Группой рабочих и Рутенбергом 28 марта Гапон был повешен в Озерках под Петербургом.

Рутенберг был одним из организаторов Американского Еврейского Конгресса и вместе с Жаботинским в 1914 году создавал Еврейский Легион».

В этой энциклопедической статье подтверждается связь Рутенберга с сионизмом и с марксистским революционным движением в России. Признается его участие в Кровавом воскресенье и, следовательно, его намеренный провокационный, не стихийный и вовсе не мирный характер, о чем везде

кричали хазарские мифотворцы.

И еще, из текста статьи в Еврейской энциклопедии следует, что Рутенберг был «руководителем военной организации, занимавшейся боевой подготовкой масс и приобретением оружия». Этим, по сути, признается, что революция получала поддержку и управлялась извне. Иначе, где бы они брали деньги на «боевую подготовку масс и приобретение оружия». Это лишний раз опровергает миф о революционной ситуации, причиной которой якобы были «верхи» и «низы».

Кроме того, в этом же тексте вещи называются своими именами, то есть революция связывается с войной. Для проведения революции была создана «военная организация», которая занималась «боевой подготовкой масс» и «приобретением оружия». Здесь налицо очевидные признаки войны: военное руководство, войска и оружие. Это еще раз подтверждает тот факт, что революция носила характер спланированной военной интервенции, войны невидимой Хазарии против Руси.

Миф о том, что царь мог и не должен был отрекаться от престола.

Этот миф вызывает те самые исполненные досады и возмущения вопросы: «Как он мог это сделать?», «Зачем он это сделал?»

Главной причиной, по которой революция оказалась возможной, было отступление народа от веры, потому что священная государственность держится и укрепляется не только силою Царской власти, но и силою веры Православной, живущей в народе. То есть сохранение и защита нашей государственности – это не только долг и ответственность царя перед Богом и народом. Это еще и долг, и ответственность народа, который, только пребывая в вере, способен осознать свое предназначение и нести крест священной российской государственности, как несли его наши предки.

За несколько десятилетий до кровавых революционных событий святитель Игнатий (Брянчанинов) написал страшные строки, что отступление от веры на Руси – всеобщее в народе.

И наступил тот страшный и грозный февраль 1917 года. 14 февраля 1917 года – толпы вышли на улицы Петрограда с лозунгами «Долой войну!», «Да здравствует республика!»

Петроград захлестнули демонстрации рабочих, требовавших хлеба, который не подвозился в результате провокации и спланированного саботажа. Начался народный бунт. Его организаторам из невидимой Хазарии для достижения реванша мешал монархический строй. Преградой на их пути стоял государь.

Из исторических источников известно, что, «узнав о беспорядках, Царь, находившийся в могилевской Ставке, отдал распоряжение направить в столицу верные войска и сам направился в Петроград. Но приказ Государя об отправке войск предательски не был выполнен. По дороге Николай II был изолирован во Пскове и дезинформирован своим окружением, участвовавшим в заговоре. Начальник Штаба Алексеев, драматизируя события, заявил, что только отречение Царя позволит продолжать войну, и убедил в этом командующих всех фронтов, приславших соответствующие телеграммы. Царь был принужден к отречению в пользу брата, Великого князя Михаила Александровича. Его, в свою очередь, Временный комитет Госдумы заставил передать вопрос о самой монархии на усмотрение будущего Учредительного собрания. Оба эти отречения были нарушением законов Российской империи и произошли вследствие революционного насилия. Именно в этот день, 2 марта 1917 года, прерывается легитимность власти в России…».

Вот что пишет генерал Н.И. Иванов об Алексееве: «Алексеев – человек с

малой волей, и величайшее его преступление перед Россией – его участие в совершенном перевороте. Откажись Алексеев осуществлять планы Государственной думы, Родзянко, Гучкова и других, я глубоко убежден, что побороть революцию было бы можно, тем более что войска на фронте стояли спокойно и никаких брожений не было. Да и главнокомандующие не могли бы и не решились бы согласиться с Думой без Алексеева».

Эту же мысль в страстной убежденности высказал И. Солоневич, взволнованно написавший: «Русская революция не имела никаких оправданий – ни моральных, ни социальных, ни экономических, ни политических. Ее устроил правящий и ведущий слой – университетская, военная, земельная и финансовая знать, и каждая в своих узкоэгоистических интересах. Исходной позицией революции были не «возмущение народных масс», не «неудачи войны», – а клевета и предательство. В этом предательстве первая скрипка, конечно, принадлежит именно военным кругам… Этой измене и этому предательству нет никакого «оправдания». И даже нет никаких смягчающих вину обстоятельств: предательство в самом обнаженном его виде. Но, говоря о предательстве, мы обязаны знать, кто, как и зачем занимался этой профессией, начиная от казни Царевича Алексея Петровича и кончая Февралем. Если мы не будем знать, нас предадут еще и еще, и еще…»

В день своего отречения 2 марта 1917 года Николай II пишет в своем дневнике: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко.

По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство без Думы будет бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение, Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим.

К 2.30 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился.

Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.

Кругом измена и трусость, и обман!»

И вот еще слова Государя: ««Если я помеха счастью России и меня все стоящие ныне во главе общественные силы просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то яготов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь свою отдать за Родину».

Исполнялись пророческие слова святого праведного Иоанна Кронштадтского (Иван Ильич Сергиев, 1829-1908): «Если не будет покаяния у русского народа, конец миру близок. Бог отнимет у него благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».

Александр Петрович Извольский (1856-1919), министр иностранных дел Российской империи в 1906-1910 годах, писал в своих воспоминаниях о вспыхнувшем в ночь на 20 июля 1906 года вооруженном бунте в Кронштадте: «…в тот день, 20 июля, когда мятеж достигал своего кульминационного пункта, я находился близ Императора в Петергофе… В окно виднелись линии укреплений… Мы явственно слышали звуки канонады… Я не мог подметить в его чертах ни малейшего признака волнения…

После доклада Государь сказал: «Если вы и видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею непоколебимую веру в то, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи – в руках Господа, поставившего меня на то место, где я нахожусь. Что бы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей с сознанием того, что у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране, которую Он мне вверил».

Царь знал эту волю и покорился ей. И потому он пошел на этот шаг отречения. Покорился промыслу Божию: «Да будет воля Твоя, Господи». «Не как я хочу, но как Ты»…