Невидимая смерть
Шрифт:
– Срочно капитана Бене.
Пока на другом конце провода разыскивали командира батальона, полковник, воспользовавшись свободной минутой, проговорил:
– Если бы у нас было нечто похожее на русские тральщики под Белгородом, мы бы не потеряли на минах треть боевого состава… Абвер знал о них?
– Признаться, командование поначалу не обратило внимания на этот вид техники ввиду крайней ее незначительности. Полагаю, и советские командиры не придавали ей должного значения. Схватились за тральщики лишь в последнее время.
– Жаль, что мы начинаем опаздывать, – вздохнул Йегер и, увидев в дверях могучего Бене, подозвал его к карте. – Нанесите на свой план участки,
Капитан-сапер быстро сделал пометки в своей карте, преданно взглянул на полковника:
– Разрешите выполнять?
Йегер кивнул и взглянул на Юстина:
– Где вы разместились?… Адъютант поселит вас в офицерском общежитии…
Дойти до места не дал внезапный налет. В небе зловеще затрещали русские «фанеренлюфт», как их называли немецкие солдаты. Заухали взрывы, подняли стрельбу орликоны и зенитные пулеметы. Трассы веером рассыпались по черноте и пропадали в низкой облачности. Пришлось спрыгнуть в окоп, чтобы не попасть под бомбу или осколки от своих же зенитных снарядов. Одна из бомб угодила в деревянный барак. Начался пожар. Пламя осветило окрестности. Стало слышно, как самолеты, обнаружив цель, закружили на одном месте. Пригибаясь, пробежали мимо саперы с круглыми коробками противотанковых мин. Бене сработал оперативно.
Совсем рядом вспыхнула еще одна дача. Из окон с воплями и бранью посыпались танкисты в нательном белье, набились в окоп.
– Проклятые иваны, когда же они спят?! – заорал хилый паренек, промокнув от дождя, он начал коченеть.
Кто-то из проворных притащил одеяла, раскидал товарищам. «Фанеренлюфт» тарахтели прямо над крышами, методично кидали бомбу за бомбой, не обращая внимания на остервенелую стрельбу пулеметов, сумасшедший лай автоматических пушек. Самолеты второй волны сыпанули градом кумулятивных бомбочек. Со звуком вылетевшей из бутылки пробки, но увеличенным стократно, рванул боекомплект «тигра», стоявшего на лесной окраине. Голубое пламя взвилось метров на десять, обожгло хвою, кинулось на смолистые стволы, на танки, находившиеся рядом. Тот же чахлый танкист закричал:
– Ребята, наши горят!
– Надо разъехаться, иначе иваны сожгут весь парк, – подал голос другой.
– Ищи дураков, поджаримся, как цыплята, – возразил третий.
– И это цвет нации?! – прорычал Юстин, какая-то неведомая сила выкинула его из окопа, он сжал рукоятку «вальтера», готовый расстрелять любого, кто окажется против, рявкнул во все горло. – А ну, вшивые панцерхельды [20] , по машинам!
Привыкшие повиноваться силе, танкисты вылетели из окопа, понеслись белой стаей к опушке. Юстин, а за ним и Виктор, успевший притащить за ворот трикотажной рубашки тщедушного танкиста, очутились в кромешном мраке «тигра». Дрожа всем телом от возбуждения и пережитого во время спринтерского бега страха, хиляк щелкнул тумблером внутреннего освещения. Матовый плафон осветил тесное пространство, набитое приборами, рычагами управления, тягами, масло– и бензомагистралями, зеркалами наблюдения. В привычной обстановке к парню вернулось самообладание. Мартышкой он юркнул к сиденью механика-водителя, включил зажигание. От мощи запущенного двигателя завибрировала стальная громада. Упершись босой ногой в педаль, танкист отжал первую скорость, вывел машину из огня.
20
Панцерхельд – дословно герой-танкист, танковый богатырь.
– Молодец, –
– Ефрейтор Хуго Пифрадер.
– Доложу твоему командиру. А теперь дуй спасать другие машины.
Артиллерийский удар настиг Юстина и Виктора в двух шагах от общежития. Закачалась земля, горло сперло от перечной вони сгоревшего тола. С корнем валились деревья, лопались стволы, слетали крыши. Побежали к дзоту на опушке – командному пункту командира дивизии.
Из амбразуры и увидел Юстин дикую картину русского наступления, от которой на голове зашевелились волосы. Из мрака выползала лава сплошного огня. Она искрилась, грохотала и жутко выла, точно неведомое космическое чудовище. В панике хлынули из траншей гренадеры. Испуганно заухали орудия полковой и дивизионной артиллерии, но огни в увеличительных линзах прицелов двоились, троились, мешая точной наводке. Огненная лавина пучилась, растекалась вширь, рассыпалась на множество ручейков, леденяще выла. Этот звук возносился до неба, сливаясь с ревом дрогнувшей пехоты.
Побледневший от ужаса командир дивизии генерал-майор Пикерт, герой бельгийского прорыва через Маас, участник побоища под Прохоровкой, с трудом разжал сведенный судорогой рот:
– Танки вперед!
Приказ прозвучал в рациях «тигров», «пантер», «четверок» и «троек» достаточно отчетливо. Но на месте командиров, механиков, канониров в этих совершенных машинах сидели уже не те люди, освещенные ореолом дерзких рейдов по Европе и полям России в первые два года Восточной кампании, те сгорели и погибли в боях под Москвой, Сталинградом, Орлом, Харьковом. Сейчас их места занимали танкисты более слабого поколения, которое вело уже проигранную войну. В каком-то растерянном, судорожном движении колонна, перестроившись в танковый клин – «панцеркейле», вынеслась навстречу всесокрушающему валу.
Глядя на уверенные маневры тридцатьчетверок, извергающих разящий огонь, Юстин задал себе тот же мучительный вопрос, который занимал и конструктора Порше: что за люди ведут эти некомфортные, наспех сработанные машины? Деревенские парни из российских глубинок не походили на молодых германцев, с детства знакомых с техникой. В массе своей они не только не умели управлять автомобилем, тем более не имели своего собственного, но и паровоз-то увидели, когда повезли их на фронт. Они начинали с азов и быстро учились командовать машиной, стрелять и крушить. Это никак не укладывалось в голове.
В темноте хорошо было видно, кто горит. Русские танки занимались багровым огнем, немецкие вспыхивали голубым факелом, выбрасывая высокое пламя. Сейчас ярких фонтанов становилось больше и больше. До сознания даже последнего писаря дошло, что контратака в непривычном для немцев ночном бою выдыхалась. Стремясь как-то спасти положение, генерал Пикерт рванулся к командирскому танку, стоявшему у КП. «Тигр» зажег фары, взревел двигателем, тяжелые гусеницы свирепо взрыли землю и вынесли 50-тонную бронированную гору из укрытия.
– Глупая, бесцельная смерть, – покачал головой Йегер и снял фуражку, как перед покойником.
3
По звукам бой в городе отличается от боев в поле. Звучал он глуше, утробней. В нем было много визга от рикошетивших снарядов. Винтовочные и автоматные пули, ударившись о кирпичную кладку или мостовую, скачала тонко пели, а на излете издавали порхающий звон. Звук орудийного выстрела среди домов и грохот разрыва почти сливался, поскольку стреляли в упор, с малого расстояния до цели. Громовые раскаты в городе крутились, сшибались, как вихри.