Невидимка с Фэрриерс-лейн
Шрифт:
Однако если Джошуа совсем невиновен, это все равно не решает проблемы. Кэролайн, всегда такая чувствительная, такая покорная диктату условностей, так умеющая соблюдать декорум, вела себя сейчас как взбалмошная девчонка! Шарлотте очень не нравились обвинения в адрес матери, которыми сыпала бабушка, но они глубоко беспокоили ее и вызывали настоящий страх за мать. Насколько далеко зашла Кэролайн? Что это – маленький роман, неравнодушие к делам человека, который ей нравится? Или мама настолько
А если так, то как она со всем этим справится? Поймет ли неуместность подобного чувства, осознает ли тот факт, что это чувство губительно для нее? Если только она не ограничится кратким и совершенно незаметным постороннему взгляду романом – и, конечно, платоническим… Нет, Кэролайн не должна ронять свое достоинство! Ей пятьдесят три года, и у нее уже внуки! Она мать Шарлотты! И сама мысль о возможности бурной любовной связи расстраивала ее дочь и заставляла ее чувствовать себя странно одинокой.
А если мать утрачивает контроль над собой и своими чувствами, не следует ли послать за Эмили? Та-то всегда знает, что и как сказать, каким образом заставить Кэролайн вспомнить о ее порядочности и о том, что легкомыслие грозит гибелью репутации и доброго имени.
Однако прежде чем решиться на такой радикальный шаг, Шарлотта хотела знать наверняка о положении дел. Может быть, ей совсем незачем впадать в панику – или, по крайней мере, рано это делать. Она опять поедет к матери и честно, откровенно потребует ответа. Кэролайн, конечно, поймет ее волнение.
Обо всем этом она и думала, лежа ночью в темноте, а утром, проводив мужа, даже не спросила, куда он направляется и когда его ждать вечером. Это не значит, что Томас всегда мог ответить на подобные вопросы, но у Шарлотты вошло в привычку спрашивать, просто чтобы показать свою заинтересованность в его делах, дать понять, что ей не все равно.
Затем она сообщила Грейси, что должна уйти по делам, связанным с убийством на Фэрриерс-лейн. Само собой подразумевалось, что, вернувшись, она обо всем расскажет горничной.
Грейси весело улыбнулась и стала скрести пол в кухне с усердием, совершенно не соответствовавшим увлекательности подобного занятия.
Шарлотта села в омнибус и поехала на Кейтер-стрит. Она прибыла туда в начале одиннадцатого – не совсем удачное время для визитов. Кэролайн усердно разбирала белье, а бабушка еще не явилась из спальни, куда, как обычно, ей принесли завтрак на подносе.
– Доброе утро, – удивленно и несколько обеспокоенно приветствовала Кэролайн свою дочь.
На матери было простое коричневое платье, безо всякой отделки, если не считать кружевного воротничка, а волосы, не завитые в модные локоны, свободно ниспадали на плечи. Она выглядела моложе, чем обычно, и красивее. Шарлотта уже несколько лет не видела ее в такой непринужденной и домашней обстановке и поразилась тому, какая мама еще хорошенькая, какие у нее правильные черты лица и гладкая кожа. Без модных ухищрений дорогого туалета и сложной прически в ней стало больше индивидуальности, больше мягкости, чем в обычной светской даме средних лет. Шарлотта уже хотела сказать ей об этом, но промолчала, решив, что, может быть, ее слова прозвучат бестактно.
– Доброе утро, мама, – сказала она жизнерадостно, – ты очень хорошо выглядишь.
– Да, наверное. – Кэролайн нахмурилась. – Что тебя привело сюда в такую рань? Томас узнал что-нибудь о нашем деле?
– Не думаю. Иначе он бы мне сказал. – Шарлотта машинально взялась за другой конец простыни, которую осматривала Кэролайн, и, убедившись, что та не требует починки, стала помогать ее складывать. – Я приехала потому, что мы сами должны побольше узнавать.
– Да, разумеется, – согласилась мать, причем так поспешно, что Шарлотта мысленно полюбопытствовала, пришла ли Кэролайн сама к такому выводу или видит в предложении еще один предлог проявить активность и, возможно, опять встретиться с Джошуа Филдингом.
– Много ли мы знаем о людях, непосредственно причастных к событиям? – сказала она, беря наволочку и стараясь быть тактичной.
– Ты имеешь в виду их действия в ночь убийства? – спросила Кэролайн, глядя не на дочь, а на груду еще не проверенного белья.
– Ну, для начала хотя бы так, – ответила Шарлотта без большого энтузиазма. Разговор обещал быть сложным. – Но мы должны гораздо больше знать о них как о людях. По крайней мере, я. Однако ты, наверное, лучше знаешь их?
– Да, пожалуй. – И Кэролайн стала самым внимательным образом разглядывать вышивку по краям наволочек и те места, где она поотстала от ткани.
Шарлотта готова была возненавидеть себя за хитрость и двуличие.
– Что ты знаешь, например, о Тамар Маколи? Тебе известно, кто отец ее ребенка?
Кэролайн уже хотела возразить против подобных нескромных вопросов, но поняла, что это необходимо знать в интересах расследования.
– Кингсли Блейн, полагаю. Она действительно его любила, ты же знаешь. Это был не быстротечный роман, и она вступила с ним в связь не из-за ожидания подарков с его стороны.
– А он ей много дарил?
– Да нет, я совсем так не думаю.
– Но ты же не думаешь, что одновременно с Блейном еще кто-то мог быть влюблен в Тамар и довольно сильно ревновал ее к нему, почему, возможно, и убил?