Невидимки

Гамильтон Дональд

– Конечно, - заметил я.
– Но по какому поводу, собственно, скулеж?

– Ску-льеж?..

– На что ты жалуешься?
– поспешила растолковать Карина.

От негодования темноволосая девица лишилась дара членораздельной речи. Забормотала, брызгая слюной, захлебнулась, умолкла. С трудом овладела собою. Резко развернулась и бросилась к стоявшему в углу комоду. Склонилась, заглядывая в складное зеркало-трельяж.

Я не мог понять, чем же занимается достойная особа, глядя на свое отражение. Потом Карина вскрикнула. Грета отделила пластырь,

осторожно сняла тампон, возвратилась ко мне.

– Любуйся!
– прокаркала она.
– Любуйся хорошенько! Вот она, работа твоего прихвостня! И еще набираешься наглости спрашивать, на что я жалуюсь?!

Позеленевший от ужаса Карл безмолвствовал. Должно быть, не успел или не захотел изучать полученные Гретой повреждения, и теперь созерцал их впервые. Зрелище было впечатляющим. Признаю: даже меня чуток передернуло. Не так-то много на свете хорошеньких девиц, чтобы почем зря кромсать им вывески ланцетами...

Но и покойному Вальдемару Коновскому следовало отдать должное: разрез был тонок, решителен, аккуратен. С полным знанием дела произведен.

И зашит с полным знанием дела, честь и хвала хирургу. Наверное, Грету пользовал сам доктор Хассельман, и повреждение лечили в том же кабинете, где нанесли...

Выглядела щека отнюдь не аппетитно; впрочем, порезанных физиономий я навидался предостаточно, и морщиться от ужаса почел излишним. Обычная картина: швы, засохшая кровяная корка, надлежаще сильное воспаление, которое через денек-другой минует.

Если заживление состоится без осложнений. Грета даже не будет особо изуродована: так, самую малость...

– Что скажете, Хелм?
– завизжала девица.

– А что именно тебе услыхать хочется?
– полюбопытствовал я и с рассчитанной наглостью передернул плечами: - Vad har du at beklaga dej om?Простите за мерзкое произношение... Черт возьми, золотце, ты состоишь в организации воинствующего толка. Вы хотите устроить в Лапландии воинственную демонстрацию, кличущую к борьбе за всеобщий мир... Во время эдаких сборищ неминуемы жертвы, между прочим...

Грета засопела от бешенства.

– И двое суток назад, голубушка, ты помогла похитить человека и подвергнуть его пыткам. Посредством раскаленного железа. Но когда тебе самой чуток поцарапали милое личико, затеваешь неимоверный скандал... Чего же ты иного ждала при своем роде занятий? Как выразился один великий американец, боишься жара - держись подальше от кухни.

Сработала моя наглость исключительно хорошо. Избыточно хорошо, пожалуй. Грета попыталась было заговорить, но трясущаяся челюсть не давала словам вылетать разборчиво и гладко. В конце концов, девка оставила безнадежные потуги, заревела и задрала свитер.

Я подумал было, что Грета хочет закатить маленький сеанс домашнего стриптиза, но, как выяснилось, к ее ремню, продетому сквозь поясные петли джинсов, крепились небольшие кожаные ножны, которые не пустовали. Сувенирный клинок - ими в этих краях торгуют напропалую и с огромной выгодой. Четырехдюймовое

лезвие, откованное из превосходной шведской стали. Березовая рукоять, на славу обточенная и отполированная мастером. Серебряная инкрустация.

Красивое оружие, только держала его Грета весьма некрасиво: так, словно собиралась колоть лед и готовить коктейль.

– Se hur du tycker от det! [7] – провизжала эта дикая кошка, впадая в истинно берсеркерскую лють. Скандинавская закваска, ничего не попишешь.

Воспоследовала короткая пауза. Так бывает всегда. Сколь бы ни были разъярены любители, просто взмахнуть ножом и ударить они просто не умеют. Сперва надобно произвести на супостата крепкое впечатление, увидеть, что мерзкий неприятель съеживается от страха. Да и себя чуток взвинтить не мешает...

7

– Посмотрим, как тебе понравится вот это! (шведск.).

– С ума сходить начинаем?
– участливо спросил я.
– Чертовски жаль. Грета. Спокойнее держись, а то лицевые мышцы сокращаются без толку и мешают ране правильно затягиваться...

– Грета!
– завопил Карл.
– Не делай этого! Сама не простишь себе, когда угомонишься!

– Себе?! Я емупростить не могу!

– Значит, приступайте, сударыня, - подзадорил я.
– Не заставляйте публику ждать.

– Не дразни ее, - почти умоляюще молвил Карл, - видишь ведь: человек теряет голову.

– Человеку терять нечего, любезный. Спектакль разыгрывался без сучка, без задоринки, словно по маслу. Я привлек внимание обоих террористов - сообразно замыслу; но вот решающий удар затаившегося до поры подкрепления отчего-то запаздывал...

Грета, наконец, отважилась. Я непроизвольно отметил, что нож изящен, блестящ, новехонек, и наверняка туповат, равно как и владелица его. Торговцы не продают неумехам-туристам лезвий, отточенных до бритвенной остроты: если половина покупателей ненароком вскроет себе вены, от прилавка не отходя, - можно сворачивать бизнес и вешать объявление: "Закрыто".

Но все же клинок был достаточно остер, чтобы раскроить мою физиономию. А коль скоро посчастливится в последний миг отклониться, все четыре дюйма закаленной стали вонзятся в основание шеи, либо за ключицей; и тогда удар окажется гибельным.

Грета подобралась, резко взмахнула рукой.

И позади раздался негромкий хлопок.

Нож вылетел вон из женской руки, приглушенно звякнул о старый, истончившийся, почти насквозь протертый несчетными подметками ковер. На обезображенном лице отразилось внезапное изумление. Грета начала было поворачиваться, не понимая, что ужалило ее в самую неподходящую минуту. Снова послышался хлопок. Девица пошатнулась и рухнула плашмя.