Невидимые тени
Шрифт:
– Спасибо за цветок. – Ника погладила старенький вазон. – Так пойдем мы?
– А подружке что ж, с пустыми руками уходить? – Старуха весело подмигнула. – Иди, выбери себе цветок – будет память вам от Валентины Михайловны. От меня то есть.
Майя вошла в просторную гостиную, заставленную старенькой мебелью. С улицы доносилось жуткое зловоние, даже сквозь закрытые окна.
– Да, вот так и живем. – Хозяйка вздохнула. – Ну, теперь уж недолго. Малыш родится в нормальном месте. Невестка, вишь, беременная у меня, жду не дождусь, сын-то, почитай, до сорока лет
Майя оглядела подоконник и взяла небольшой горшок с белой фиалкой. Самая обычная, не махровая, но ее белые лепестки очень нарядные и сияют чистотой.
– Ишь ты, хороший выбор. Я заметила, что всякому человеку свой цветок годится. Вот ты, девонька, чистоту ищешь во всем. Потому тебя простая белая фиалка привлекла. А ты выбрала розовую герань – думаю, тебе хочется, чтобы все на свете были счастливы и светлы, да только не будет так, хоть ты и стараешься по мере сил. Ой, заболталась я совсем, а у вас ведь дело какое-то.
– Дело у нас к родственникам убитой. – Ника потрогала пальцем листок фикуса. – Нашли Свету в доме, где вот она, Майя, живет – в ее подъезде. В подвале то есть. И как Света там оказалась, непонятно. Возможно, она дочери сказала, зачем ей понадобилось туда идти.
– Даже если говорила, вряд ли Галка запомнила – последние мозги наркотиками прожгла. – Валентина Михайловна вздохнула. – А вот накануне Светка вернулась с работы очень довольная, что-то в сумке несла. И на следующий день к ней приходили двое парней – по виду совсем неподходящие ей в знакомцы. Где-то часа в два пополудни это было. Побыли у нее недолго и уехали на синей такой машине. А она сразу куда-то убежала – и видно, что выпивши была, но бежала, даже халат домашний не сняла, поверх него кофту накинула, так спешила.
– А парней этих вы никогда прежде не видели?
– В том-то и дело, что нет. Машина у них стояла там, где ты свою оставила, шли они, особо не таясь, одеты прилично, одному лет тридцать, второй чуть старше. Я бы и не знала, к кому они, но Митрич из соседней квартиры сидел около подъезда пьяный, и я слышала, что они спрашивали, в какой квартире Светка живет.
– Вы полиции об этом сказали?
– Так меня никто и не спрашивал. Ты герань-то сразу не пересаживай, пусть она привыкнет к твоим рукам, потом уж.
– Я так и собиралась. – Ника тронула лист цветка, и запах герани стал ощутимее. – Спасибо вам, Валентина Михайловна, пойдем мы.
– В квартиру-то не ходите сами, мало ли что там.
– Мы осторожно. Очень надо.
Они вернулись к машине молча. Ника поставила горшки с цветами на заднее сиденье, снова заперла дверцу.
– Может, Максиму позвоним? – Майя с опаской посмотрела на развалюху. – Господи, какая там страшная вонь! Эта женщина даже окна открыть не может, вонь пробивается сквозь закрытые рамы!
– Макс нас обругает и запретит мероприятие, знаю я его. – Ника решительно тряхнула головой. – Раз мы все равно здесь, глупо будет не поговорить с дочерью убитой.
– Ладно, идем.
Дверь восьмой квартиры когда-то была обита дерматином. Сейчас от него
– Стучи. – Майя вздохнула. – Только отойди, а то мало ли что.
Ника громко постучала в дверь – там, где в дерматине дырка. Из квартиры послышался детский плач, и больше ни звука.
– Давай зайдем. – Ника прислушалась, ребенок плакал, не стихая. – Не могу это слышать.
– А как мы войдем?
– Здесь не заперто.
– Так зачем ты стучала?!
– Из вежливости. Вдруг кто-то дома. Эта… Галка, например.
Они открывают дверь и входят в широкий коридор, едва не споткнувшись о лежащее на полу тело молодого парня.
– Вот черт… – Ника идет на плач ребенка. – Майя, осторожно, они здесь все вповалку лежат.
В большой комнате на диване лицом вниз спит девушка. Грязные волосы, грязная мятая одежда, на полу валяются шприцы. Около дивана валяется еще один парень, по виду совсем подросток – по крайней мере, худая спина и тощая шея выглядят так, словно это подросток, лица не видно.
Плач ребенка слышен из соседней комнаты. Войдя туда, Ника долго не могла понять, откуда идет звук – комната под потолок набита какими-то тряпками, ящиками, банками.
– О господи…
Взвизгнув, Майя отскочила – из-под ног метнулась крыса.
Но Ника уже нашла то, что искала. За кучей тряпок стояла детская ванночка, в которой сидела девочка, самое большее – годовалая. Худенькая, грязная, в грязной рубашечке, она сидела на абсолютно мокрой подушке, личико в слезах, и уже даже не плакала, а скорее стонала.
– Малышка…
Ника подняла ее на руки, достала из сумки бутылку с водой, порывшись в лохмотьях, выудила пустую бутылочку с соской, налила в нее воду и дала девочке попить. Ребенок пил жадно, захлебываясь, ухватив бутылочку обеими ручками.
– Я убью эту гадину.
Ника передала девочку опешившей Майе и решительным шагом вернулась в большую комнату.
– Вставай, дрянь, немедленно! – Ника кричала зло и звонко. – Вставай, или я не знаю, что с тобой…
Майя услышала, что Ника осеклась на полуслове. Встревоженная, вошла в гостиную, неумело прижимая к себе ребенка – девочка доверчиво прильнула к ней, и Майя чувствовала все ее косточки, такая она была худая. Девочка продолжала сжимать ручками бутылочку, словно боялась, что отнимут.
Тишина в комнате длилась уже минуту, и Майя вдруг поняла, что тут происходит что-то не то.
– Ника?
Та с ужасом смотрела на лежащих.
– Майя, они все мертвые.
Лицо у девушки, лежащей на диване, синюшное, парнишка на полу выглядит так же, и нет оснований полагать, что третьему повезло больше, но Ника бежит в переднюю.
– Живой!
Она набирает номер «Скорой», диктует адрес, потом делает еще один звонок.
– Семеныч, я сейчас ребенка привезу. Мне очень надо, чтобы ты помог. – Обернувшись к Майе, она забирает у нее девочку. – Поищи какое-нибудь одеяльце или что-то подобное, надо завернуть ее.