Невидимый свет
Шрифт:
Джимми вскинул револьвер: сейчас Эрл пройдет в нескольких ярдах от него. Задумался: не изменит ли направление пуля, зацепив за кукурузные стебли? Сумеет ли он точно прицелиться в темноте? Так можно расстрелять обойму и ни разу не попасть. Нет, пусть Эрл пройдет мимо. Потом он осторожно подберется к нему сзади. Правильно. Подкрадется поближе и выпустит в него все пули. Покажет, кто из них молодец.
Эрл вслушивался в ночную тишину. Ни звука. Он сделал еще несколько шагов.
– Джимми, выходи! Я не хочу проливать твою кровь.
Молчание.
Затем он услышал
– Тебе крышка, Эрл!
Держа пистолет наготове, Эрл обернулся.
Джимми в упор целился в него футов с двадцати.
– Моя взяла, Эрл.
– Джимми, ради Бога. Брось револьвер. Все кончено.
– Да, все кончено.
– Джимми, не глупи.
– Эрл, брось оружие, и я не стану тебя убивать.
– Не могу, Джимми. Ты же знаешь. Еще секунда – и мое терпение лопнет.
– Эрл, я не питаю к тебе ненависти. Ты сам напросился.
Джимми нажал на спусковой крючок.
Кольт дернулся в его руке. Вылетевшее из дула пламя рассеялось облачком дыма.
Эрл стоял, словно врос в землю, как столб, черт бы его побрал.
– Ты промахнулся, Джимми. Слишком далеко стоишь. Никудышный из тебя стрелок. Не сладить тебе со старым воякой, сынок. Брось пис…
Джимми снова выстрелил, – на этот раз наверняка, – еще успев с изумлением заметить, как Эрл с поразительной для его возраста и состояния быстротой опустился на одно колено, вскидывая револьвер, который расплылся перед глазами Джимми неясным пятном. Стремительность, проявленная Эрлом, не имела ничего общего со стремительностью в общепринятом понимании этого слова: рука взметнулась молниеносно, словно плеть, сливаясь с воздухом.
Два выстрела прозвучали, как один, – пули были выпущены с промежутком в десятые доли секунды.
Потом рухнувший на землю Джимми увидел над собой расплывчатый силуэт Эрла.
– Эрл?
– Да, Джимми.
– Эрл, ничего не вижу. Так больно! – Что с головой? Будто тисками сжата или втиснута в узкий ящик с острыми щепками и осколками стекла. В глазах туман. С ним такое впервые.
– Все хорошо, Джимми! Теперь все будет хорошо.
Джимми испустил последний вздох и застыл. Не было ни предсмертного хрипа, ни бульканья в горле, ни конвульсий. Его душа просто взяла и отлетела, высвободившись из телесной оболочки.
Одна пуля Эрла вошла Джимми в глаз и вылетела из виска, разворотив левую сторону лица. Вторая угодила в грудь, в область сердца. Джимми лежал в луже крови – величаво и спокойно, как молодой король.
Один глаз изумительно красивый – голубой, обрамленный загибающимися ресницами, другой – безобразная бесформенная язва.
Эрл отвел взгляд, усилием воли заставил себя подняться. С трудом переставляя ватные ноги, он сделал один шаг, другой и, шатаясь поплелся к машине. Он чувствовал себя дряхлым стариком, таким же древним, как горы. Боже, до чего все ужасно. Он убил мальчишку, которого знал двадцать лет. Как такое могло случиться?
Почему Джимми не объяснил ему причину своих поступков?
«Что нашло на Джимми?
Клянусь, я докопаюсь до правды!»
Рана все еще кровоточила. Рука болела так, будто в нее вгрызался сам дьявол. Левый бок окончательно онемел. Одежда пропиталась кровью. Его ожидает верная смерть, если не подоспеет помощь.
Теперь все зависело только от радио, от перебитой антенны.
Эрл нагнулся, достал рацию, нажал кнопку вызова.
– Всем машинам, всем машинам, черт бы вас побрал, ранен полицейский, квадрат 10-33. Прием! Прием!
Эфир оставался глух.
Эрл взглянул на небо. Черное покрывало, усыпанное звездами. А он один, совсем один на земле. Проклятье.
Эрл повторил попытку:
– Всем машинам! Всем машинам! Вызывает четырнадцатый, ответьте же кто-нибудь. Ранен полицейский… Квадрат 10-33, 10-33, Господи Иисусе, я истекаю кровью.
Да, он умирает от потери крови в кукурузном поле у дороги. Он тысячу раз мог погибнуть на островах. А умирает от потери крови в кукурузном поле.
– Всем полицейским машинам! Всем! Всем, кто на земле и в воздухе, помогите… ранен полицейский… квадрат 10-33. Отзовитесь! Прием.
Тишина.
Это конец. Крышка. Не удалось. Эрл закрыл глаза. В воображении всплыло лицо сына. Он хотел дотронуться до него, но лицо исчезло.
– Четырнадцатый, на связи самолет, выполняющий коммерческий рейс. Я – Дельта-190. Иду на высоте 2-75, держу курс на юг, в Новый Орлеан. Случайно поймал твой сигнал. Где ты, сынок, черт побери?
– Дельта, дельта, я в одиннадцати милях к югу от Уолдрона, штат Арканзас. Нахожусь чуть в стороне от шоссе №71, в кукурузном поле, в ста ярдах от дороги. У меня два огнестрельных ранения. Истекаю кровью.
– Держись, сынок. Сейчас настроюсь на аварийную частоту Литл-Рока. Ребята на земле немедленно известят местные власти. Держись! Тебе помогут. Если у них не получится, я посажу своего жука на это чертово шоссе и сам заберу тебя, полицейский!
– Спасибо, Дельта. Ты добрый самаритянин.
– Не падай духом, полицейский! Держись! Удачи тебе, сынок. – Пилот отключил связь.
Опустив рацию, Эрл сидел в темноте и ждал. Оказывается, не все уж так безнадежно.
Потом он услышал шорох смерти – сухой щелчок, оповещающий о близости гремучей змеи. Эрл похолодел.
«Замечательно, – подумал он, – только этого мне не хватает для полного счастья».
Глава 15
Судья Майерз выигрывал. Ред был раздосадован: судья никогда не выигрывал у него. Ред вообще никогда никому не уступал, черт побери.
Он считался лучшим стендовым стрелком во всем Западном Арканзасе, а может, даже и во всем штате. Ведь он – призер нескольких национальных чемпионатов, в том числе таких крупных, как «Большой кабан», который проводится в Мэриленде, первенство страны среди ассоциаций стендовиков, устраиваемое в Сан-Антонио, и «Переходящий кубок семинолов», разыгрываемый в Орландо. Он словно создан для этой игры – оружие чувствует, как собственную руку, наделен прекрасным пространственным воображением. Возможно математический склад ума позволяет ему со сверхъестественной точностью корректировать прицел.