Невинная вдова
Шрифт:
— Не сейчас…
Как трудно распутывать узлы обид, подозрений, жадности и сожалений. Нам это тоже не удалось, решила я.
Глава двадцать первая
— Если я соберусь в Миддлхэм, ты со мной поедешь?
— А ты этого хочешь? — невинно распахнув глаза, ответила я вопросом на вопрос.
Ричард улыбнулся, не сводя глаз с блюда, на котором лежали хлеб и мясо.
— Я не собираюсь оставлять тебя здесь. Я всего лишь стараюсь быть вежливым
— Да неужели? — Я оттолкнула тарелку с говядиной.
Даже чтобы успокоить Ричарда, искренне волнующегося о моем здоровье, я не могла заставить себя есть жареное мясо в такую рань.
Он с ласковой улыбкой наблюдал за тем, как я грызу сморщенное прошлогоднее яблоко. У меня дрогнуло сердце. Любовь Ричарда, светившаяся в его глазах и проскальзывавшая в касании его пальцев, обволакивала меня подобно шелковистой соболиной накидке.
— Теперь мы никогда не расстанемся, — уже серьезно произнес Ричард. — Я помню, как часто твоя мама оставалась одна, когда Уорик отправлялся выполнять очередное королевское поручение. Даже тогда мне иногда казалось, что она скорее вдова, чем жена. У нас все будет иначе.
Это было очень болезненное напоминание о до сих пор не разрешенных проблемах.
— Ты хочешь уехать, не дожидаясь решения короля? — поинтересовалась я.
После заседания королевского совета прошло уже четыре недели, на протяжении которых Эдуард демонстрировал удивительную непоследовательность, графиня оставалась в Булье, а Изабелла отказывалась со мной встречаться.
— Мое присутствие ничего не изменит, — отозвался Ричард, вгрызаясь в говядину с энтузиазмом, от которого у меня по телу пробежала дрожь. — Я сделал и сказал все, что мог. Эдуард король, а это означает, что он примет такое решение, какое захочет и когда захочет.
На этом разговор прекратился, и по обоюдному молчаливому согласию мы больше не говорили о том, чего не могли изменить. Но когда Ричард направился к двери, я не удержалась и выпалила в его удаляющуюся спину:
— Тебе не следовало уступать Кларенсу пост великого камергера! Этот пост занимал мой отец, и Эдуард решил передать его тебе. Кларенс получил титулы Уорик и Солсбери. Что ему еще нужно? Только не говори мне «все»! — Прочитав ответ на лице Ричарда, я даже подпрыгнула на стуле. — Ты слишком любишь компромиссы. Я бы этого никогда не сделала. Я послала бы его ко всем чертям!
Я содрогнулась от отвращения, вспомнив самодовольство, с которым Кларенс выслушал предложение Ричарда, значительно облегчающее его дипломатическую карьеру. К тому же он принял его как должное, без единого слова благодарности. Как только Ричард это стерпел?
Ричард оглянулся на меня, как будто взвешивая, стоит ли спорить со мной в моем нынешнем состоянии, и покачал головой.
— Дело сделано. Говорить больше не о чем.
Не достигнув согласия, зато заключив перемирие, мы отложили этот вопрос до лучших времен.
Я была еще не на том сроке беременности, когда путешествие могло представлять для меня какие-либо неудобства или опасность. Ричард заботился о моем самочувствии с настойчивостью, которая вызвала бы у меня раздражение, если бы само его присутствие не переполняло меня безудержной радостью. В особо жаркие дни я путешествовала
Мы скакали рядом, вспоминая, как, будучи детьми, катались по окружающим Миддлхэм пустошам. Ричард приобрел для меня небольшую кобылку с обманчиво кротким характером. На самом деле она была весьма норовистой, и этим очень напоминала меня. Это, смеясь, сообщил мне супруг после очередной упорной схватки за власть с этим капризным, но милым существом. Разница заключалась в том, что я даже с виду никогда не была кроткой и покорной.
Мы ехали медленно, никуда не торопясь, по моей просьбе превратив это путешествие в своего рода паломничество. Поверхностному наблюдателю могло бы показаться, что в стране царит мир и покой, но суровая реальность была совершенно иной, и поэтому нас сопровождал большой вооруженный отряд с развернутыми флагами Глостера. За моей безмятежностью также скрывались тревоги и сомнения. Я знала, что Ричард сделал все, что мог. На совете он пустил в ход все свое красноречие, а его доводы были весомы и убедительны, но Кларенсу также удалось произвести благоприятное впечатление на советников и короля. Эдуард до сих пор продолжал взвешивать аргументы братьев, не решаясь принять окончательное решение в пользу одного из них. Я запретила себе даже думать об этом. Но мои мысли тут же обратились к Изабелле. Нам так и не удалось с ней помириться, и я не видела путей сближения со своей несчастной сестрой.
Мы сделали остановку в монастыре Бишам к западу от Лондона, где я навестила могилы своих бабушки и дедушки — Ричарда Невилля, графа Солсбери, и Элис Монтегю. Я молча смотрела на их высеченные в камне портреты, излучающие спокойную уверенность в силе и богатстве Невиллей. Как они ошибались! Прошло совсем немного времени, и их род полностью утратил и свое политическое влияние, и земли.
Рядом с ними теперь лежал и мой отец.
«Ричард Невилль, граф Уорик» — гласила надпись на простой могильной плите.
Я решила, что обязательно поставлю ему великолепный памятник, который закажу самым лучшим мастерам. Граф будет изображен в доспехах, изготовленных для него в Италии, а в руках будет держать свой огромный меч.
— Уорик заслуживает памятника. — Стоящий рядом Ричард в очередной раз прочел мои мысли. — Я запомнил его как настоящего полководца, а также как любящего родственника, не жалеющего времени для вверенных ему мальчишек. Я восхищался им и стремился ему подражать. Как жаль, что он погиб так рано.
Мы не стали говорить о погубившем его предательстве. Или о неуемной жажде власти, которая и привела клан Невиллей к падению и полной утрате богатств и политического влияния.
И снова наш путь лежал на запад. Это было нелегкое путешествие, но я была обязана его проделать. Временами я замолкала и полностью уходила в себя. В такие минуты Ричард меня не тревожил, чувствуя и понимая мою боль. Я много рассказывала ему о жизни с Эдуардом Ланкастером, не утаив даже историю с птичками. Мой муж понимал, что меня просто безжалостно использовали и мне пришлось снести бесчисленное множество таких унижений, рассказать о которых у меня даже язык не поворачивался. Поэтому он уважал мое молчание, а по ночам держал меня в объятиях, пока я не засыпала.