Невольная связь

Кофф Натализа

– Слезьте с меня! – потребовала я, но Глеб лишь теснее прижался ко мне бедрами, позволив мне ощутить некоторые особенно твердые места на его теле. И это не только пресс, что уж скрывать.

– Я лучше тебя поцелую еще раз, – улыбнулся мужчина и потянулся к моим губам, а я отвернулась, избегая поцелуя.

Однако Глеба это не остановило. Он заскользил губами по моей щеке, спустился ниже, к шее, щекоча мою кожу. Пришлось зажмуриться, потому что эти касания вызывали в моем теле ответную реакцию. И, судя по всему, Глеб ее заметил.

– Знаешь, я ведь раньше никогда этого не делал. Всегда считал,

что поцелуи это не гигиенично. Что может быть приятного в том, чтобы обмениваться слюной? А тебя мне хочется всю зацеловать, облизать с ног до головы, – будто размышляя, шептал Глеб, а я покраснела. Ну и зачем мне эта информация?

– А, может, не надо? – вяло воспротивилась я, когда поняла, что Глеб действительно это делает, целует меня, скользя ртом по ткани футболки. Но тонкая преграда совершенно не закрывала от обжигающего дыхание и жарких поцелуев. Наоборот, эту преграду хотелось убрать с каждой секундой все больше.

– Может и не надо, но очень хочется, – пробормотал Глеб, его губы оказались на моей груди, а предательские соски затвердели и заныли.

Широков никак не прокомментировал мою реакцию, просто сместился ниже так, что его лицо оказалось на уровне моего живота. Ловкие пальцы поднырнули под край футболки, а у меня перед глазами заплясали черные точки. Да, это все, должно быть, из-за того, что я мало бываю на свежем воздухе. Нужно почаще гулять. Определенно, дело именно в этом.

Горячие губы запорхали по моему животу, а ловкие пальцы накрыли мои соски. С большим трудом я подавила стон, прикусив губу почти до крови. Но сил не хватило на то, чтобы совладать с собственными руками. И я запустила пальцы в гладкие волосы на макушке Глеба. Честно пыталась оттолкнуть его голову от себя. Но получалось плохо.

Жадные губы замерли на кромке трусиков. А я попыталась сдвинуть ноги. Боже, какой же стыд! Как же это все... запретно, горячо, невыносимо...

Я плавилась в его умелых руках, в граде откровенных поцелуев, в сиплом шепоте, в той жажде, что читалась в каждом вздохе Глеба.

А еще я боялась открыть глаза. Боялась столкнуться взглядом с насмешкой. С тем триумфом, что могла прочесть во взоре Широкова. Он ведь победил. А я проиграла.

Глеб стянул последнюю преграду с моих ног. Кажется, я даже помогала ему. Он шире развел мои бедра. Я слышала глубокий протяжный стон, а дальше – невыносимое удовольствие от горячих поцелуев, от откровенно порочных ласк влажного языка там.

Легкие оглаживания превращались в настойчивые, даже яростные, касания. А мне было мало. Хотелось ощутить Глеба глубже, теснее, сильнее.

С моим телом творилось что-то невероятное. Казалось, будто раскаленные огненные нити все сильнее скручивали меня, сжимали, натягивались. Пока не лопнули с оглушительным треском, сметая мой рассудок.

Глеб что-то шептал мне, продолжая целовать там, а я уже не пыталась его оттолкнуть, наоборот, цеплялась за его волосы, царапая кожу.

В какой-то момент все изменилось. Я увидела темные, почти черные глаза Глеба прямо перед собой. Мужчина дышал тяжело, рвано. Прижимался к моему лбу своим. Сладко придавил мои бедра к постели. А я чувствовала, как твердая гладкая плоть легко скользит по мокрым складочкам, едва касаясь входа.

– Можно мне... Можно? Сабина... девочка моя... – срываясь, шептал Глеб.

А я смотрела в его тягучие, темные, точно растопленный шоколад, глаза. Сейчас со мной был не тот заносчивый и мерзкий тип – Глеб Алексеевич Широков, которого я ненавидела. Со мной был рядом мужчина, который просил и которому сложно было отказать, потому что я...

– Да-а-а.., – выдохнула я всего одно слово и шире развела бедра, впуская твердую плоть глубже.

Я знала, что сейчас случиться. Знала о боли при первой близости с мужчиной. Знала о последствиях. Знала о том, что в двадцать лет не каждая девушка хранит девственность, и, возможно, Широков считает меня девушкой с опытом, а потому не станет осторожничать. Словом, я все понимала, несмотря на то, что мое тело, как и разум, все еще плавали в нирване.

Плавное скольжение отозвалось резкой болью, и я вцепилась пальцами в обнаженные мужские плечи. Наверное, даже оцарапала ногтями.

Глеб замер. Я с трудом разлепила тяжелые веки. Видела в темных глазах абсолютно разнообразные эмоции.

– Ты моя, Сабина! – припечатал Глеб твердо и непоколебимо, но поцелуй, которым он коснулся моих губ, был невероятно нежным.

И скольжение повторилось. Пусть боль никуда и не делась, разрывая меня изнутри. Но все же было легче.

Глеб двигался аккуратно, за что я была ему очень благодарна. Я чувствовала, как мужчину бьет крупная дрожь, а его дыхание срывается, смешивается с глухими то ли рыками, то ли стонами.

Очень неожиданно и внезапно мой мир завертелся. Глеб изменил положение, и теперь я сидела на его бедрах, а он все еще был глубоко во мне. Но теперь... теперь все было иначе, острее, приятнее, и боли почти не было.

Глеб приподнял меня и вновь вернул на место так, что тугая плоть растянула меня изнутри. Проникновение получилось настолько глубоким, что я вскрикнула и застонала, приветствуя новое движение. Мне нравилось то, что делал Глеб с моим телом. Его пальцы касались меня там, где мне этого хотелось. Осторожно гладили, размазывали влагу, и я уже двигалась сама навстречу удовольствию.

Я упиралась ладонями в широкую грудь мужчины. Раскачивалась, послушная крепким и горячим рукам, следуя извечному ритму.

Мне было удивительно хорошо, сейчас, в эту самую секунду, с единственным мужчиной на земле.

И когда удовольствие стало нестерпимым, когда, казалось, что я сейчас взорвусь и улечу куда-то далеко-далеко, Глеб резко вскинул бедра, вонзившись в меня настолько глубоко и сильно, что я закричала.

Меня тут же прижали к крепкой груди, впечатали так, что я не могла пошевелиться. И не хотела.

Сильные руки лихорадочно гладили меня по спине, затылку, плечам, даже попе достались нежные ласки. А у меня не осталось ни капли желания или сил, чтобы высвободиться из этих невероятно сильных объятий.

– Задушишь..., – только и смогла шепнуть я.

– Девочка моя! Моя девочка! Моя же? Моя! Скажи! – бормотал Глеб мне на ухо. А я, закрыв глаза, слушала, как быстро колотится его сердце под моим ухом. Впрочем, мое билось не менее бешено.

– Глеб Алексеевич! – начала было я, собираясь возразить, сказать, что все это ничего не меняет, что я не собираюсь...