Невольник мести (Инстинкт бойца)
Шрифт:
Зубахин оглянулся. Позади, на почтительном в данном случае расстоянии в два метра, выросла разношерстная толпа; несколько человек забрались на бетонный блок, отстоящий от угла здания на четыре-пять метров. Ждали, по всей видимости, «разводящего» Увайса Рагимова, который и давал команду к бою.
А вот и он: генерал увидел выпускника Рязанского высшего военного училища, одетого в камуфлированный бушлат и низкую папаху с зеленой лентой посредине.
Все началось как-то буднично. Незаметно, словно просело, опустилось внутреннее кольцо зрителей. На арену вытолкали двух пленников. Вслед за ними по сценарию внутри круга оказались два спеца из лагеря Исы Хамурдинова. Сегодня
Правда, уже около месяца не было «пополнения». В школу привозили и гражданских, которых в основном использовали в качестве мишеней. В ограниченном пространстве, замкнутом с четырех сторон мешками с песком, помещали «мишень», натравливали на нее собаку, а снайперы, улучив момент, поражали противника, чья голова на мгновенье показывалась из-за ограждения. За точный выстрел курсант получал вознаграждение.
Генерал в первые секунды боя не различал лиц соотечественников, просто перед глазами метались в разные стороны грязные, порванные гимнастерки, а за ними, туго подпоясанные кожаными ремнями, устремлялись стройные фигуры чеченцев.
Зубахин непроизвольно дернул головой, словно ему, а не пленнику, в лицо врезался изящный, начищенный до блеска хромовый сапог. Раздался одобрительный гул «трибун». И еще один рев восторга под колыханье в рядах зрителей: от двух сильных ударов кровь залила лицо светловолосого юноши. Он рухнул на землю и тут же получил локтем в спину. Неудачно провел чеченец «последний», смертельный удар – локоть скользнул вдоль позвоночника, что вызвало у атакующего ярость. Он сразу же забыл, что на его долю выпало показать класс, и просто забивал ногами свою жертву.
Второму солдату «повезло» больше. Когда он упал, его противник одной рукой взял его за подбородок, а другой – под ухо, и сделал резкое круговое движение. Хруст сломанной шеи долетел даже до «болельщиков», облюбовавших бетонный блок.
А второй пленник выталкивал из себя жизнь; а она цеплялась за окровавленный рот, обломки зубов и порванный о них язык, подносила к изуродованному лицу руки, подтягивала ноги под живот...
Рагимов остановил бой. Милосердия в нем было не больше, чем порядочности в генерал-майоре Зубахине: по приказу начальника школы изувеченного солдата перетащили через ограждение манежа и бросили умирать у стены столовой.
Где еще можно хлебнуть столько адреналина?.. Оттого, может быть, не признают спиртное в лагере полевого командира Давлатова?..
А на манеже еще одна пара русских. И еще одна – чеченцев. Среди которых оказался Иса Хамурзинов, обладатель 3-го дана школы кекусинкай, убивший в рукопашных боях одиннадцать российских солдат-"кукол".
– Давай, давай! – подбадривал по-русски «своих» кто-то из толпы. – Мочи его!
До морского пехотинца очередь еще не дошла, Медведев стоял в тесном кольце бандитов. Он обернулся на голос, отыскивая глазами азартного болельщика. Не нашел. И бросил короткий взгляд на грузного человека в маске. Уже в который раз бросил. И сузил зрачки.
«Почтительное» расстояние между Зубахиным и стоящими позади него боевиками вначале сократилось до минимума, а потом на генерала уже начали напирать, и он подался чуть вперед, касаясь коленями сидящего перед ним нукера. От арены его отделял только этот боевик да ширина набитого песком мешка.
– Давай! Мочи!
Убить противника пусть даже в неравном поединке почетно. Так же почетно казнить его, пополнив свой архив очередной видеозаписью. Но это разные вещи, потому хочется и того, и другого.
– Мочи русскую свинью!
Теперь генерал не дергал головой, в азарте он едва ли не повторял движения атакующих и морщился после неточных ударов. Но вскоре порадовался «за своих»: опытный Иса, сорвав с себя ремень, захлестнул его на шее жертвы и, удерживая обеими руками, провел красивый бросок, издали похожий на захват изнутри.
Упавший на землю пленник не мучился. Он умер во время рывка, когда ремень и рука каратиста, послужившая рычагом, сломали ему шейные позвонки.
На одобрительные возгласы товарищей и многозначительное покачивание головой иорданского гостя Хамурзинов еле заметно усмехнулся.
– Жалко будет, если его убьют, – Давлатов наклонился к Зубахину, кивнув на вышедшего на арену морского пехотинца. – Пакистанцы давали мне за него большие деньги, но я отказался. – И еще раз кивнул теперь в сторону Хамурзинова. – Даже Иса боится его.
Зубахин не раз и не два слышал, по какой причине держит Индус среди заложников пехотинца Медведева. Ничего нового авторитетный чеченец не изобрел. Когда ты сражаешься со слабым противником, то и сам становишься слабым. А сильный учит тебя и помимо воли делает сильнее. Только вот в случае с Медведевым вечно так продолжаться не может. А Индус ждет, когда морпех сломается и предложит свои услуги. Предложит едва ли не добровольно – примеров тому множество. А пока он звереет; ни в повадках, ни во взгляде уже не осталось ничего человеческого. Такие опасны для общества в любые времена, общество не примет потенциального убийцу, отторгнет его, не помогут никакие реабилитационные мероприятия, психологи и прочие лекари душ человеческих.
Местный каратист выждал достойную паузу и удалился за барьер.
Исключая прерывистый лай «кавказцев», толпа наемников хранила молчание. Но следила за каждым движением русского солдата: он медленно снял с себя изодранный бушлат, оставаясь в тельнике без рукавов и открывая на обозрение вытатуированного на плече белого медведя, эмблему бригады морского спецназа.
Рука «разводящего» Рагимова вспотела, держа рукоятку ножа с чрезмерным напряжением. Начальник школы чуть помедлил, прежде чем бросить холодное оружие в центр арены.
Медведев не спеша приблизился и поднял боевой нож, привычно взяв его лезвием к себе. И снова бросил незаметный взгляд на человека в маске.
Как и остальные пленники, о «полковнике» Юра знал немного, ходили разговоры, что он русский. Почти всегда рядом с ним находился начальник «Джафаль-лагеря» Мустафа, который готовил профессионалов психологической и идеологической пропаганды. Лицо Мустафы трудно было различить из-за густых бровей и бороды, которая начиналась от самых глаз. Лица же «полковника» никто из заложников не видел. Хотя у него и не было нужды скрываться перед «куклами». Ни один из них никогда и ни при каких обстоятельствах не покинет живым эту преступную базу. Даже мертвые обречены навсегда покоиться под неродной землей. Их сотни – без вести пропавших.