Неволя и Сибирь
Шрифт:
История, на самом деле, это направления, соединяющие и развивающие человеческие сообщества.
В новый каземат. 634 версты свободы!
Валентина Семёновна Трухина, описывая переход декабристов из Читинского острога в Петровский каземат, пишет: «На берегу реку, где предстояло узникам провести первый ночлег, на приличном расстоянии друг от друга уже стояли юрты. Один ряд для этапных, другой – для конвоя. В каждом из них могло разместиться четыре-пять человек. Скоро разложили костерки. Расположились группами, грелись, сушили одежду».
Конечно, можно было бы деловито описать переход
Во-первых, огромное пространство лесостепной полосы от описываемых мест, вплоть до монгольских границ, была отдана бурят-монголам Указом Петра Великого от 1703 года на вечное пользование. Это означало, что император возлагает надежды на местное население, благодаря которому Даурская земля окончательно закрепится за Россией. И надежды его оправдались.
Но после Петра Великого правители России не следовали этому Указу. Сибирские экспедиции Академии Наук – это сбор данных для правительства, которое должно было решать судьбу новых территорий и подданных России. Впоследствии академик П. С. Паллас писал в правительство, что кочевники не умеют заниматься земледелием, а потому следует их выселить из плодородных земель в места бесплодные, годные лишь для скотоводства. По этой причине многие роды бурят, начиная с 1796 года (прибытие Лабы) по указанию своих тайшей, подкупленных царскими чиновниками, много лет откочёвывали на указанные для них места. Процесс этот завершился созданием Агинской степной думы в 1839 году, которая просуществовала до 1903 года.
В описываемый нами период пространство между Читой и Петровским заводом было заселено бурятскими родами, в которых, естественно, хорошо знали о декабристах, а население сочувствовало им. До сего дня в бурятских родах трепетно относятся к памяти о декабристах, оказавших огромное влиянием на мировоззрение монголоязычных народов.
Но и сами бурят-монголы с первых встреч вызывали у декабристов изумление и восхищение. Вот абзац из воспоминаний А. Е. Розена:
«…Наши проводники и подводчики из бурят не имели при себе ни хлеба, ни запасов, а дважды в сутки по очереди удалялись из лагеря, на полчаса убегали в лесок и насыщались там одной брусникой. Постепенно они стали с нами сближаться. Целая куча их собралась вокруг столика, за коим Трубецкой и Вадковский играли в шахматы. Лица зрителей представляли не простое любопытство, но знание этой игры. Одному из них предложили сыграть партию; он победил лучших наших игроков, объяснив им, что эта игра с детства им знакома».
Такие подробности и детали оживляют исторические факты.
Вот отрывок из книги В. С. Трухиной: «Николай Бестужев делал карандашный рисунок бивуака, рассчитывая впоследствии выполнить его красками. Михаил Александрович, стоя за спиной брата, наблюдал за работой.
В левой части листа появились контуры девяти юрт, справа – крупным планом юрта плац-майора. Несколько особняком – два бурята с трубками. Офицер, беседующий с кем-то. На дальнем плане – лесистая сопка, у подножия которой приютились домики селян».
И снова заметим, что образование и культура оставляют в истории такие знаки, которые раскрывают потомкам время. Вот что записал Михаил Бестужев, пока его брат делал карандашные наброски бивуака: «11-го числа. Дневка, дождь – скука и досада, что нельзя любоваться видами. Юрты наши промокают. Но мы – все люди мастеровые – кое-как смогли избавиться от беспокойства на ночь. В других юрта были смешные сцены. Редкий проспал без омовения… Добрый Смольянинов приходил прощаться с нами. Три предмета заставляют меня жалеть о Чите: живописные окрестности, прекрасный климат и добрый Смольянинов».
Дальше мы узнаем, что дождь сопровождал колонну вплоть до Яблонового хребта, спустившись с которой они остановились у озера Шакша. Мне знакомы и дороги эти места редкой красоты. Но пусть об этом скажут сами декабристы:
– О чём ты сейчас думаешь? – спросил Михаил Александрович брата, прервав молчание.
– О том, какой удивительный этот край, какие редкие красоты встречаются здесь. А ещё о том, как мало мы знаем свою страну. Не закинь нас судьба в эти места, и мы, просвещённые люди России, даже не подозревали бы об этих изумительнейших явлениях природы. Сколько здесь сокровищ вокруг! Леса, наверняка, изобилуют пушниной, озёра – рыбой, а земля – в своих недрах хранит несметные богатства. Но когда до всего этого доберется рука человека.
А вот свидетельства других декабристов:
«В Восточной Сибири, и особенно за Байкалом, природа так великолепна, так изумительно красива, так богата флорою и приятными для глаза ландшафтами, что, бывало, невольно с восторженным удивлением простоишь несколько времени, глядя на окружающие предметы и окрестности. Воздух же так благотворен и так напитан ароматами душистых трав и цветов, что, дыша им, чувствуешь какое-то особое наслаждение». (Н. В. Басаргин).
«Ничего нельзя себе вообразить великолепнее и роскошнее сибирской природы». (П. Е. Анненкова).
«Прекрасные картины природы, беспрестанно сменяющие одни других, новые лица, новая природа, новые звуки языка, – тень свободы, хотя для одних взоров. Близкие деревья освещены, подобно театральным декорациям; бальзамический воздух – всё, всё очаровательно! Очаровательно даже и не для узника, которому после тюрьмы и затворов, без сомнения, прелестен божий мир». (М. А. Бестужев).
Последний привал перед Петровским заводом был 22 сентября. Деревня Харауз. Чем запомнилось это место? «На последнем ночлеге мы прочли в газетах об июльской революции в Париже. Это сильно взволновало юные умы наши, и мы с восторгом перечитывали всё, что писалось о баррикадах и о народном восстании. Вечером мы все собрались вместе, достали где-то бутылки две-три шипучего, выпили по бокалу за июльскую революцию и пропели хором марсельезу. Весёлые, с надеждою на лучшую будущность Европы, мы входили в Петровское». (Н. В. Басаргин).
634 версты они шли 48 дней. Может быть, это было временем их самых жгучих воспоминаний, раздумий, планов на будущее? Великолепие, которое окружало их в эти дни, могло способствовать полёту мысли.
В Петровский завод они прибыли 23 сентября 1830 года.
Вот запись из дневника Михаила Бестужева: «Последний переход до Петровского завода (28 верст, всего от Читы 634?). Дорога вела в междугорье и теснины. Всё как бы предвещало приближение к нашему кладбищу, где уже выкопаны для нас могилы, но все шли весело. Версты за полторы открылся мрачный Петровский завод, отличающийся огромностью и своею крытою крышею от прочих зданий. Остановились, чтоб дать солдатам надеть ранцы. Мы с пригорка смотрели на нашу будущую обитель – и шутили!.. При вступлении в завод высыпало множество народу. У дома Александры Григорьевны все наши дамы стояли у ворот. С весёлым духом вошли мы в стены нашей Бастилии, бросились в объятия товарищей, с коими 48 дней были в разлуке, и побежали смотреть наши тюрьмы. Я вошёл в свой номер. Темно… душно… сыро… Совершенный гроб!»