Невозможная любовь
Шрифт:
Зажмурившись Женя, увидел бледное лицо пострадавшей девушки.
«Теперь моя жизнь принадлежит ей. Этой несчастной незнакомке», — твёрдо решил для себя.
Он остался совершенно один. И ему нужен был кто-нибудь, кто бы удерживал его в этом мире и давал силы жить.
Глава 8
Сознание медленно возвращалось к ней. В голове что-то гудело и щёлкало. Кровь пульсировала в одном ритме с биением сердца. Вена на правовом виске вспухла и стучала, эхом отражая ритм головной боли: бум, бум, бум. Сухие губы были слегка приоткрыты. Во рту всё пересохло, казалось, до самого желудка. Ей чудилось, будто она ощущала шершавость слизистой оболочки. Глотать было больно и неприятно. Слюней не было. Совсем. Сухой язык распух. И не слушался своей «хозяйки». Поверхностное дыхание причиняло боль, которая локализовалась где-то в правом боку и растекалась ниже, охватывая ногу. Руки раскинутые в разные стороны, впрочем, как и ноги, были безвольными, тяжёлыми, словно их придавали к поверхности, на которой она лежала. Девушка пошевелила пальчиком на левой руке. Он непроизвольно дёрнулся. Рефлекторно. И ей показалось, что это мимолётное движение отняло у неё всё силы.
«Я жива», — первая мысль, которая пришла ей в голову, опалила новым приступом боли.
Она не могла открыть глаза. Веки были тяжёлыми и неподъёмными.
Девушка дрейфовала между сном и явью.
— Повезло девчонке, — где-то с боку раздался приглушённый голос незнакомой женщины. — И сама жива осталась, и ребёночка не потеряла.
— Да, видно в рубашке родилась, — почему-то удручённо вздохнул другой женский голос.
«Боже, наш ребёнок не пострадал», — Галя почувствовала облегчение, уверенная, что разговор шёл о ней.
И в то же мгновение обжигающе горячая слеза скатилась из уголка её левого глаза.
«Прости, малыш, свою неразумную маму, — мысленно произнесла она. — Впредь я буду более осторожна».
— А что ты тогда хмуришься, Ленка? — спросил первый голос.
— Да, не приходит к ней никто, — удручённо ответила Ленка.
— Так она же приезжая. Учится здесь. Видимо, родителям никто не сообщил. Но, погоди, был же парень. Мне Яна, из приёмного отделения, рассказала, как молодой и симпатичный мужчина метался несколько часов по коридору. Кричал. Требовал врача. Он ещё горшок с цветами с подоконника в порыве гнева сбросил. Такой горячий красавчик! Да и богатый по всей видимости, деньгами сорил знатно, когда штраф оплачивал.
— Метался-то он метался, но как услышал, что у девушки кровотечение и угроза выкидыша, сбежал, зло кого-то проклиная. И с тех пор его никто не видел. Вторые сутки отсутствует.
«Егор? — заколотилось сердце Гали. — Егор!» — и она погрузилась в темноту.
— Бедняжка, — вздохнула вторая молодая женщина. — Ладно побегу я.
— А зачем приходила-то?
— Хотела, — замялась, — спросить.
— Не томи.
— Когда девчонку в общую палату переведут?
— Пока не знаю. Как придёт в себя, видно будет.
— Слушай, — тише зашептала вторая женщина, — дело к тебе есть.
— Какое?
— Денежное.
— О!
— Ты сегодня всю ночь дежуришь?
— Да.
— Тогда слушай, — и женщина что-то неразборчиво стала объяснять Ленке.
— Ну, не знаю. Это рискованно.
— Оплата, — снова зашушукала на ушко.
— Правда?
— Аванс до…
— Отлично, — мечтательно прикрыла глаза Лена.
— Отлично, — улыбнулась вторая женщина
— Но не раньше часа. Дежурный врач уйдёт к своей медсестричке.
— Крылов?
— Он самый.
— Удачный вариант.
— Самый, — улыбнулась Лена, вытягивая ноги под столом в коридоре реанимационного отделения. — Я сама боковую дверь открою. Пусть под окнами не стоит. Глаза не мозолит. Там слева от двери есть кустарник, пусть в нём спрячется. Не хочу лишних разговоров. Я свет включать не буду. Открою дверь и посвищу.
— Поняла, — подмигнула «заговорщица».
— А теперь иди. Нечего тут без дела ошиваться, — буркнула Ленка.
— Пока-пока, — и женщина в белом халате быстро направилась к выходу, набирая чей-то номер.
Глава 9
Егор не помнил, как добрался до дома. Хорошо, что в карманах оказались деньги «на всякий случай», иначе, не известно, как бы ему пришлось добираться из больницы, ведь, выбегая за Галей он не взял, даже, телефон. Молодого человека трясло в машине, так, что стучали зубы, как при ознобе. Тело покрылось потом. Липким. Ужасающим. Сердце колотилась, как бешеное, стучало о рёбра и отдавало свой ритм в горле, висках. Нет, казалось, что всё тело пульсирует в такт сердца.
«Галя, девочка моя», — стонал он про себя, ощущая, как слёзы, впервые за долгое время, покатились из его глаз. Горькие. Солёные. Злые. Отчаянные.
Перед его глазами вновь и вновь всплывали картинки произошедшего: вот Галя оборачивается к нему, машет рукой, показывая, что вернётся сама; вот ступает на проезжую часть, улыбаясь своей лучезарной улыбкой; вот какой-то автомобиль тормозит на светофоре, визжат тормоза, запах покрышек вызывает тошноту, и машина, перед тем, как остановиться, «бодает» девушку; вот Галя падает… Галя падает… Галя падает… Его сердце замирает, ноги, врастают в землю и те несколько шагов, что его разъединяют с любимой, он делает с трудом. Кровь… её…
Всё закрутилось с приездом скорой помощи, он пришёл в себя в коридоре больницы, рядом с ним стояла молоденькая медсестра и бесстрастным голосом объясняла, что у Гали угроза выкидыша.
В этот момент красная пелена застлала ему глаза.
«Они должны расплатиться за произошедшее, — решил он для себя. — Юля и мать».
В том, что его мать приняла участие в постановочном фарсе Егор нисколько не сомневался.
«Они заплатят, за боль Галины», — кипел он, пока добирался на такси до дома.
«Они заплатят», — кричало его сердце, пока он бегом поднимался на свой этаж.
«Заплатят», — болела душа, когда войдя в квартиру парень обнаружил, что Юля и мать над чем-то смеются, сидя в гостиной, попивая чай.
— Мальчик, мой, — первой неладное заметила Ольга Николаевна.
Егор стоял в дверном проёме, сгорбившись, тяжело дыша. На одежде виднелись подсохшие пятна крови. Глаза светились гневом. Одной рукой он схватился за косяк, словно удерживая себя от чего-то, а другая рука была сжата в кулак.