Невозвращенцы

Степанычев Виктор

«Какие сосиски! Какой еще аппетит! Уматывать отсюда надо большими скачками!» — метнулись мысли в голове Гордеева.

Он решительно отодвинул от себя тарелку и быстрым движением, не пропадать же добру, опрокинул в рот рюмку шнапса.

— Эй, парень, вернись, — окликнул он кельнера, который еще не успел добраться до стойки бара.

Станислав решил немедленно расплатиться и покинуть «голубой» гаштет. Однако за те секунды, пока кельнер шагал к его столику, он резко передумал ретироваться из сего небогоугодного заведения. Возможно, причиной тому был шнапс, легонечко обжегший горло и

пищевод, разлившийся теплом по телу и вызвавший выделение желудочного сока. А поджаренные сосиски выглядели так аппетитно…

Но это все вторично. А первично было то, что Стас осознал, что он практически решил вопрос с ночевкой. Не нужны никакие «биг клабы» и «герл» с хатой. Любой «голубчик» из этой клоаки, а тут, без сомнения, основная масса местных, имеет свою жилплощадь или знает, где можно недорого и без огласки устроиться на ночь. А ему только это и нужно.

Страх перед общением с индивидуумами нетрадиционной сексориентации прошел, как его и не бывало. Нет, конечно, где-то в дальнем уголке души определенные опасения затаились, но Станислав не сомневался, что и морально и физически постоять за себя сумеет. Да и, насколько он был информирован, близкие отношения между «голубыми» осуществляются, как правило, по согласию и, три раза тьфу, любви.

— Скажи-ка, милый, — ласково, в соответствующем душевном контексте обратился к кельнеру Станислав, — в этом заведении кроме тебя еще кто-то говорит по-английски? Я имею в виду посетителей. Свободных… Я хочу пообщаться.

Самого кельнера он сразу исключил из списка потенциальных партнеров, так как тот находился на работе и ждать, когда гаштет закончит работу, Стаса совсем не прельщало. Он предпочел бы побыстрее убраться из общественного места, так как дважды за вечер успел засветиться в криминальном плане. Вдруг на него уже запущена ориентировка и какой-нибудь ретивый участковый полицейский решит обойти свои владения…

— Ой, я даже не знаю, — задумался кельнер, прижав пальчик к щечке. — Фридрих… Нет, он и на немецком плохо говорит. Настоящий мужлан! Карл точно не знает английского языка. Эдуард! Конечно же, Эдуард! Он воспитанный человек, врач. Я слышал, как он разговаривал с одним англичанином, нашим гостем. Видите, у стойки в очках. Это он. Вот только… — Кельнер закусил губку и несколько смущенно опустил глаза. — Вы, сэр, активный или… наоборот?

Вопрос был, как говорится, не в бровь, а в глаз. Вот уж что Гордеев не предусмотрел, так это именно этот вопрос. Эдуард у стойки ему определенно понравился. Не в плане, тьфу, партнера, а потому, что смотрелся интеллигентно и уже был в хорошем подпитии. То есть хлопот с ним меньше, не то что, к примеру, с тем амбалом за столиком, который со лжеканадца глаз не сводит. Кстати, врач Эдик и сам, без сомнения, имеет желание со Стасом познакомиться, рюмочкой уже не первый раз машет…

Но на вопрос надо отвечать. Кто же знает, какой он, этот Эдуард: активный или «наоборот».

— Мне нравится… все! — неожиданно театрально вырвалось у Станислава. — Главное, чтобы два любящих сердца вознеслись на небеса!

Гордеев едва не очумел от того, что сейчас произнес. Шекспир отдыхает! Однако на собеседника его слова произвели должное впечатление.

— Ах, какой вы… всеобъемлющий, — восхищенно произнес кельнер. — Вы… вы…

— Принесите два шнапса, — деловито перебил его Станислав. — И передайте Эдуарду, что я приглашаю его за свой столик. Надеюсь, мое приглашение его не оскорбит?

— Что вы, что вы! Он будет рад…

В общем, Эдуард оказался парнем что надо. Примерно минут за сорок, строя глазки и распинаясь на темы «а у нас в Канаде» и «ах, этот безумный вечер», Гордеев накачал его шнапсом так, что «активный» Эдик еще соображал, чего он хочет, но вряд ли на что был способен. Сам Гор, предусмотрительно подкрепившийся сосисками, пиво уже не трогал и потому был в достаточно трезвом сознании, чтобы контролировать себя.

Когда Станислав понял, что клиент созрел, он намекнул Эдику, что настало время уединиться. Такси вмиг домчало сладкую парочку до гостиницы без вывески, которую Гордеев бы в жизни не нашел. Документы с них не потребовали. Более того, за такси и гостиничный номер заплатил Эдуард, что было вдвойне приятно. Стас уже прилично потратился в этот вечер, разменяв последнюю сотню евро.

В номере Эдик с ходу полез к «канадскому» другу с поцелуями и объятиями, однако Стас был предусмотрителен. Он захватил из гаштета несколько стограммовых бутылочек со шнапсом и потребовал сначала выпить «за любовь», потом приложиться «за наше счастье». Ну а затем сильно вдавил палец окончательно захмелевшему Эдуарду в одну замечательную точку под сонной артерией, предварительно ласково погладив его шею, после чего герой-любовник прикрыл глазки, с помощью Станислава улегся на кровать и сладко засопел.

Проблема ночлега была решена. Постель себе Гордеев устроил на кресле, прикрывшись пледом с кровати. Эдуарду он выделил тканое покрывало. Уснул Стас быстро, с чувством выполненного долга.

Глава 5. Прочь сон!

Пробуждение было тревожным. По ощущениям, Станислав спал недолго. За окном было темно. И проснулся он оттого, что почувствовал, что в комнате находится посторонний. И это был не его голубой «друг», ровный сап которого не мешал спать Гордееву.

Не шевелясь и не открывая глаз, Стас не менее двух минут безрезультатно вслушивался в ночные шумы и шорохи. Громкое дыхание Эдуарда, едва слышимое бурление в батарее отопления, далекий шум проехавшего автомобиля — это все, что он смог услышать. Однако шестое или, может, пятнадцатое чувство, то, которое отвечает за самосохранение, ему подсказывало, что в номере есть еще кто-то помимо их двоих.

Он осторожно разлепил веки. Через образовавшуюся тонкую щелочку, прикрытую ресницами, Стас попытался осмотреться.

Номер освещался крохотным тусклым ночником, который являл больше теней, чем света. Сектор обзора у полулежащего в кресле Гордеева был небольшим. Не шевелясь, он мог разглядеть через ресницы лишь часть кровати, шкаф и голую стену между ними. Для того чтобы увидеть больше, требовалось развернуться, что он и попытался сделать.

Станислав громко засопел, якобы во сне, пошевелился и поменял положение головы, откинув ее влево. Мельком оглядев эту часть номера, он, продолжая сонно пыхтеть, развернулся вправо.