Невозвращенный день

Папини Джованни

С другой стороны, устоять было невозможно. Как вы думаете, может ли бедная, одинокая старушка отказаться от двух или трех дней красоты и любви, изящества и радости? Быть любимой один день, желанной один час, счастливой один миг! Вы слишком молоды, чтобы понять весь мой восторг.

Но дни подходят к концу, — мой кредит скоро закроется навсегда, навеки. Подумайте: я могу требовать только один день. После этого дня я буду окончательно стара

и обречена на смерть. День света, и потом сумрак навсегда. Взвесьте хорошенько, я вас прошу, всю непредвиденную трагедию моей жизни… Когда я потребую возвращения этого последнего дня, что я буду делать с ним? Вот уже более трех лет, как я не была молода, и в Вене уже почти никто не помнит меня, вся моя красота показалась бы призрачной. И все же мне нужен возлюбленный, смелый возлюбленный, полный огня. Еще раз я должна почувствовать ласку. Это мое морщинистое лицо еще раз станет свежим и румяным, и мои губы еще в последний раз будут сулить наслаждение. Бедные, бедные и сморщенные губы! Они хотят быть румяными и теплыми еще один единственный день, для последнего любовника, для последних губ.

Но я не могу решиться. У меня нет сил истратить последнюю мелкую монету истинной жизни, и я не знаю, как ее истратить, и я горю безумным желанием истратить ее…

Бедная и милая принцесса. Уже несколько минут, как была приподнята ее вуаль, и я видел, что слезы провели тонкие бороздки по напудренному лицу. В этот миг рыдания, как аристократично она ни подавляла их, помешали ей продолжать. И тогда мною овладело глубокое желание во что бы то ни стало утешить милую старушку, и я припал к ее ногам, — к ногам морщинистой и одетой в черное принцессы, — и я сказал, что буду любить ее безоглядней всякого безумца, и я самыми нежными словами просил ее отдать мне, одному мне, последний день ее прекрасной молодости.

Я не помню точно всего, что я ей сказал, но мое движение и мои речи глубоко тронули ее, и несколько театральной фразой она позволила мне быть ее последним возлюбленным, на один только день, через месяц. Она назначила мне свидание на определенное число в той же вилле, и я простился с ней в большом замешательстве, поцеловав ее худые и бледные руки.

Когда я возвращался в город ночью, не совсем полная луна неотступно глядела на меня с жалостью, но я слишком много думал о прекрасной принцессе, чтобы обращать на луну должное внимание.

Этот месяц был очень долог, это был самый долгий месяц в моей жизни. Я обещал своей будущей возлюбленной не видеться с нею до условленного

дня, и я сдержал свое рыцарское слово. Несмотря на все, день настал, и это был самый длинный день этого длинного месяца. Но в конце концов настал и вечер, и, одевшись как можно наряднее, с дрожью в сердце и неверным шагом я отправился на виллу.

Издали я увидел ярко, как никогда, освещенные окна и, приблизившись, нашел ворота открытыми и балкон утопавшим в цветах… Вошел в дом, и меня отвели в гостиную, где в двух фантастических люстрах горели две свечи.

Мне приказано было ждать, и я ждал. Никто не являлся. Весь дом был безмолвен. Свечи пылали, и цветы благоухали в пустыне. Через час волнения и ожидания я не в силах был сдержать себя и вошел в столовую. На столе были приготовлены два прибора, и цветы, и плоды в большом изобилии. Я перешел в маленькую, нежно освещенную и пустынную гостиную. Наконец я добрался до двери, которая, как мне было известно, вела в комнату принцессы. Дважды или трижды постучал, но не получил ответа. Тогда я проникся отвагой, полагая, что возлюбленному можно позабыть про этикет, открыл дверь и остановился на пороге.

Комната была наполнена пышными платьями, которые были разбросаны всюду, словно в бешенстве грабежа. Четыре канделябра бросали радостный свет кругом. Принцесса вытянулась в кресле перед зеркалом, одетая в одно из самых удивительных платьев, какие мне приходилось видеть.

Я окликнул ее, и она не отвечала.

Подошел, тронул, не шевельнулась.

И тогда я заметил, что ее маленькое и бледное лицо, каким я видел его всегда, было лишь несколько печальнее обычного и слегка испуганное. Я положил руку на ее рот и не почувствовал дыхания, положил на грудь и не почувствовал никакого биения.

Бедная принцесса умерла, — умерла тихо, внезапно, поджидая перед зеркалом свою красоту.

Письмо, которое я нашел на полу подле нее, разъяснило мне тайну ее неожиданной кончины.

Оно содержало несколько строк, набросанных прямым, военным почерком, и сообщало:

«Дорогая принцесса, мне искренно прискорбно, что не могу вернуть вам последний день, который я вам должен. Я больше не нахожу достаточно умных женщин, которые поверили бы моему невероятному обещанию, и моя дочь в опасности. Сделаю еще несколько попыток и сообщу вам о результатах, потому что мне очень хотелось бы удовлетворить вашу последнюю просьбу».