Невыдуманные истории
Шрифт:
— Почему пан Борода не катается на лыжах? Пан заболел? Пан влюбился?
— Нет, Крыся, что вы… Все в порядке. Я отдыхаю, — ответил я как можно жизнерадостнее, стараясь не вызвать у нее подозрений.
Крыся вывалила очистки в бак, поправила свой крахмальный передник, еще раз улыбнулась и ушла. Я решил, что вернусь сюда рано утром, когда все еще спят, и отправился вслед за ней. Конечно, можно было попытаться все объяснить Крысе, но она ни за что бы не поняла меня, в моментально весь наш маленький отель знал бы, что бородатый русский мастерит себе рогатку, чтобы стрелять птичек. А мне этого не хотелось. Не только из-за того, что я боялся улыбок и смешков у себя за спиной, но и чисто из дипломатических соображений.
Ночь я проворочался, боясь проспать, и только забрезжил рассвет, быстро оделся и прокрался к помойке. Судорожно разбрасывая мусор заранее заготовленным крючком, я минут пять копался в яме, пока (о радость!) не нашел старую женскую туфлю. Воровато оглядываясь по сторонам, отрезал кусок кожи, сунул его в карман и со вздохом облегчения пошел досыпать.
Во время утренней тренировки была изготовлена отличная рогатка. И опять я видел красноголовых корольков. Но стрелять пока было нечем.
Прекрасные маленькие камешки я обнаружил на улицах Закопане. Тротуары города посыпались речным песком, в котором попадались крупные зерна кварца. Случайно посмотрев под ноги и увидев их, я неожиданно для идущих сзади наклонился над тротуаром. На меня наткнулись, раздался перестук лыж, и пара новеньких красных «кнеслей» с грохотом упала на землю, вскользь ударив меня по голове. Раздались веселые голоса:
— Саня, на двоих!
— Что, злотый нашел?
— Одень пюнсню, интеллигент!
— Что это с ним?
Я только глупо улыбался.
Следующим утром, поползав с полчаса на четвереньках, я набрал килограмма два камней. Никто этого не видел. Только один гуцул-извозчик в ярко расшитом национальном костюме из светлого войлока остановил около меня лошадь и минут пять с интересом наблюдал за мной.
«Заряды» оттягивали карманы моих узких слаломных брюк, а при резких движениях тихонько гремели. Я боялся, что это заметят мои товарищи, и старался держаться в стороне. Очевидно, мое поведение все-таки было странным, потому что ребята стали посматривать на меня довольно подозрительно. Но никто ничего не знал, я был в этом уверен, а охота моя шла успешно. За оставшиеся до отъезда восемь дней мне удалось добыть трех корольков, и я был очень доволен.
На прощальный вечер к нам собрались все наши друзья, альпинисты нескольких стран, с которыми мы были знакомы по совместным восхождениям на Кавказе. Вечер не был официальным приемом, спортсмены пришли в свитерах и куртках, вели оживленные беседы на нескольких языках, показывали друг другу фотографии, обменивались сувенирами, строили совместные планы на будущее. Столы были сдвинуты в один общий, все без церемоний уселись за него, появилось несколько бутылок «Столичной», которые мы приберегли специально для этого случая. Были произнесены приятные тосты, сказаны теплые слова. Наши хозяева, польские альпинисты, приготовили нам подарки. Это было сюрпризом. Все мы получили книги с дарственной надписью и значки действительных членов польского высокогорного клуба. После этого стали дарить кому лыжные палки, кому веревку, кому ледоруб или кошки. Когда очередь дошла до меня, воцарилась подозрительная тишина. За столом начали переглядываться и хихикать. Вручавшая подарки Данка Залевская появилась в дверях с большим пакетом. С низким поклоном, под восторженные крики присутствующих она вручила мне завернутую в целлофан и перевязанную красной лентой гигантскую… рогатку.
Юрий Хромов
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ТУФЛИ
Уж, наверное, 29 сентября 1962 года надолго запомнится москвичам, пришедшим посмотреть в Лужники легкоатлетические соревнования студентов Московского института физкультуры. В тот день в секторе для прыжков в высоту все шло своим
На чемпионате Европы, который проходил в этот год в Белграде, она не поддалась Брумелю. В Москве новый космический рубеж был взят под громовую овацию зрителей.
И вот уже Валерий оказался в плену журналистов. Один за другим следуют вопросы. Репортеров интересовали мельчайшие детали. Дошла наконец очередь до шиповок рекордсмена мира, которые лежали на скамье рядом с хозяином.
— Ну, они доставили мне сегодня массу хлопот, — рассказал Валерий Брумель. — Уже нужно было ехать на стадион, стал собирать свою амуницию и вдруг обнаружил, что правая туфля порвалась. Запасных у меня не было, да и времени в обрез. Сажусь в машину и молнией в мастерскую около Смоленской площади. Но одна вежливая тетя объяснила, что они специальную обувь не ремонтируют, и даже немного погрустила, узнав, что мне нужно выступать в соревнованиях именно сегодня. Что здесь делать? Выпросил у сапожников суровую нитку и взялся за дело сам, хотя никогда в жизни этим не занимался. И, как выяснилось, сработал крепко, туфля не подвела.
Виктор Евсеев
ТЯЖЕЛА ТЫ, РАДОСТЬ!
Радость спортивной победы, мгновенная, как взрыв, всеобъемлющая, как музыка! Вытесняя усталость, она переполняет торжеством самого победителя и поднимает с мест тысячеголосую армаду зрителей. Какие только формы выражения не принимала она?!
У болельщиков — летящие в воздух шляпы, стихийные пляски на трибунах.
А спортсмены? Даже суровые рыцари льда — хоккеисты после победной шайбы тонут во взаимных объятиях.
А слезы? Они — спутники радости не только для прекрасного пола.
Минск, май 1967 года. Золотую медаль чемпиона Европы по классической борьбе в полусреднем весе завоевал турецкий атлет Сирры Аджар. Смуглые спортсмены в ярко-красных костюмах уносят его с победными криками в раздевалку. Вместе с журналистом из Стамбула Туралом Ульви я спешу за ними. С десяток турецких борцов окружили победителя. Они что-то взволнованно говорят ему. Вдруг красавец великан Риасетин Илмаз, закрыв лицо руками, зарыдал и отошел в угол. С удивлением вижу, что плачут все, кто находится в комнате. Слезы на лицах усатых богатырей?! Что же случилось? Растерявшись, я вышел в коридор.
— Понимаешь, Сирры плакал от радости, — объяснил мне потом Турал. — А мы разделяли ее вместе с ним. Плакали и борцы, и тренеры, и я. Все плакали, кто был. Такой у нас обычай. Ты понял?
Я понял и свой уход из комнаты расценил как бестактность…
Впрочем, мне больше по душе настроение болгарина Петра Кирова, тоже борца. Он тоже стал в Минске чемпионом. А на вопрос, как Петр переживает радость, ответил:
— Пою. Я всегда пою. Что? Наши народные песни. Особенно люблю партизанские. Во время борьбы напеваю про себя, а после победы — вслух. Правда, после схватки все кричат, и меня не слышно…
Алексей Леонтьев,
мастер спорта
«РАНО, ТОЛЯ! РАНО!»
В сороковом году это было. После возвращения «Спартака» из удачного турне по Болгарии.
Предстояла игра с вечным конкурентом столичным «Динамо». Надо было решить самую трудную для нас задачу: как прикрыть Якушина, «хитрого Михея».
Его опекать поручили Константину Малинину, полузащитнику высокого класса.
— Пусть Михей тебя боится, — напутствовал Малинина Николай Петрович Старостин. — Отберешь мяч — иди вперед! Бей по воротам! Ударище у тебя что надо. Раз ударишь, два — и Михей потянется за тобой…