Невыносимый
Шрифт:
Я медленно встаю, наблюдая за тем, как он уходит. И даже, если я хочу что–нибудь сказать, то не могу. Мои мысли проносятся со скоростью миллион миль в минуту, и ни одна не задерживается из–за туманного сна, в котором я находилась. Одеться… правильно. Возможно, я намекну, что хочу его, когда мы будем в машине или в городе. Если мы соберемся сделать это, то нам будет нужна защита. Даже при том, что он бесплоден, я не хочу рисковать.
Бледно–голубое платье оказывается тем, что привлекает мое внимание, поэтому я хватаю его, избавляясь от одетой на меня пижамы. Моментально натягивая его через голову и убирая комплект белья для сна, я направляюсь в туалет, чтобы почистить зубы.
— Господин?
По деревянному покрытию пола в прихожей раздается топот моих босых ног, я наматываю круги около входа, что ведет к лестнице. Дверь в самом конце коридора открыта, и я направляюсь туда. От страха мои ноги наливаются свинцом, врастая в пол. Меня пугает возможность увидеть, что там находится, и я не уверена почему. Может быть, это какая–то тайна этого дома. Какие секреты хранятся за запертой дверью?
— Господин?
Я останавливаюсь около дверного проема, прислушиваясь к тому, что происходит.
— Я здесь. Иди вперед, рабыня.
Ноги почти отказываются работать, но каким–то образом мне удается вернуться ко входу. Лестница, ведущая наверх, соединена с деревянными балками, и что–то подсказывает мне, что это вход на чердак. Господин сидит на середине лестницы, его предплечья упираются чуть выше колен.
— Я готов рассказать тебе свою историю. Хотела бы ты ее услышать?
Я двигаюсь вперед, прежде чем понимаю, что делаю. Каждый шаг приближает меня к его боли, заставляя сжиматься мои внутренности, но все мое внимание сосредоточено на его лице.
— Я хочу, Господин.
Он опускает руку. Это сигнал к тому, чтобы я села рядом. Ступенька недостаточно широкая, чтобы уместить нас обоих, однако мне удается втиснуться под углом, имея возможность наблюдать за голубоглазым мужчиной.
— Я был женат один раз. Это не был традиционный брак как у тебя. Роза и я, мы не встретились и полюбили друг друга как многие люди, которые счастливы вместе, — его голова опущена, пока он смотрит в пол. — Я знал ее брата много лет и был в долгу перед ним. В юности он спас мне жизнь. Когда он неожиданно позвонил, то я понял, что ему действительно что–то нужно. Раннее я обещал, что верну ему долг, и он знал, что мое слово чего–то стоит. Все было просто. Его сестра была здесь незаконно, поэтому он хотел, чтобы я женился на ней. Хотя я не воспринял это всерьез, но не стал колебаться. До этого я видел Розу лишь однажды, и она была… сабмиссивом от природы. Это была хорошая сделка. Через некоторое время пришла и любовь. Не как в сказках, а скорее, как между друзьями. Но мы были счастливы.
Пульс учащается, и я чувствую, как подступает тошнота. Я знаю, что у этой истории не будет счастливого конца, поэтому мне больно представлять, через что он прошел.
— После почти пяти лет брака она забеременела. Это было запланировано. Роза хотела завести семью, и я уважал это. Возможно, где–то в глубине души я тоже был готов к этому, — он вздыхает и шевелится. — Беременность протекала отлично. Наш сын был здоров. Я был впервые по–настоящему доволен своей жизнью. И с нетерпением ждал того момента, когда стану отцом. Возможно, из меня действительно получился бы хороший отец… В течение шести дней я помогал заботиться о нашем сыне. Пеленал его и укачивал, чтобы он заснул… и даже во сне я держал его на руках часами. Никак не мог налюбоваться на то, что я создал. Он заставлял меня трепетать. Это была мгновенная любовь, которую я не мог отрицать, и она сделала меня более счастливым, чем я когда–либо был. Но однажды утром… — он останавливается и поднимает голову.
Душераздирающее выражение на его лице затрудняет мое дыхание. Моя собственная боль возвращается.
— Крики Розы из детской комнаты все еще преследуют меня во снах. Я не могу спать. В течение очень долгого
Слезы текут по лицу, я не могу сдержаться и прижимаю руку ко рту. Боль вспыхивает, когда кончики моих пальцев впиваются в щеки, но я чувствую только горе своего Господина, который поворачивается ко мне лицом.
— Я тоже хотел убить себя, рабыня. Хотел убежать от этой жизни и никогда не оглядываться назад на кошмар, который пережил. Так что, да, я понимаю твою боль. Чувствую ее каждую секунду, и она никогда не уйдет по–настоящему. Тебе будет больно каждый день, но она утихнет достаточно для того, чтобы стать терпимой. Поверь мне на слово. Ты будешь жить, и двигаться дальше, но твоя семья всегда будет частью твоей жизни. Я просто надеюсь, что сделал тебя достаточно сильной, чтобы ты увидела и поняла, что решение жить дальше без них — это нормально.
Рыдания вырываются на свободу, и я отбрасываю его правила, оборачивая свои руки вокруг шеи Севастьяна. Это успокаивающее объятие, словно брат утешает свою сестру, ничего иного. И я не хочу, чтобы он пытался заставить меня почувствовать себя лучше — я хочу быть тем, кто для разнообразия сделает это для него.
— Ты ни за что бы не убил меня, не так ли?
— Нет. Нет, даже если бы мне пришлось держать тебя здесь до конца твоих дней. Я не приемлю неудачу, несмотря ни на что. Не важно, согласны ли люди с моими методами или нет, но я делаю то, что должен сделать, чтобы породить страх сильнее, чем они уже испытывают. Твой… его было очень легко расшифровать с самого начала. Но чего я не ожидал, так это твоей силы духа. Я буду скучать по ней больше всего. Ты будешь в порядке. Я чувствую это всем сердцем. Если бы это было не так, мы бы сейчас не разговаривали.
Я поднимаю глаза и киваю.
— Это означает, что я скоро уеду? — у меня нет других вопросов. Горло обжигает каждое произнесенное слово, и я чувствую, как растет паника от возможных проблем, которые ждут меня впереди. Я знаю, что могу сделать это, но растущий страх перед неизвестностью по–прежнему терзает меня.
— Да, рабыня. Очень скоро. Пойдем, нужно сходить за покупками в магазин. Есть и другие вещи, которые я должен приобрести, пока мы будет там.
Мы встаем, и я позволяю ему вести меня вниз по лестнице. Когда он закрывает дверь позади себя, я по–прежнему задаюсь вопросом, что же там находится. Несомненно, что–то из его прошлого. Мое сердце все еще страдает от его боли. Но эта правда… кажется, все становится на свои места. В горе, которое погрузило меня в темноту, врывается свет. Пламя разгорается и мчится по моим венам словно пожар. Я люблю его. Возможно, он действительно монстр, но одной его частью руководят благие намерения, и я не могу это игнорировать.
— Какое печенье тебе нравится?
Я хмурюсь, глядя на него, и продолжаю идти к своей комнате. Вьетнамки (прим. пер.: вьетнамки — резиновые шлепанцы, держащиеся на ноге за счёт перепонки между большим и указательными пальцами) стоят у двери. Я обуваюсь, и присоединяюсь к Господину, чтобы спуститься по лестнице.
— Мне нравятся все виды. Хочешь купить какое–то определенное?
Он улыбается.
— Обязательно. Овсяное с изюмом. Оно мое любимое. Мое запретное наслаждение, если так можно выразиться.