Невыразимый эфир
Шрифт:
– Наведаемся в дом неподалеку, - скомандовал он.
– Не думаю, что это хорошая идея. К людям в дом не входят без приглашения. Это место требует уважения - здесь все так живо напоминает о его прежних обитателях, - возразила девушка.
– Я предпочитаю остаться тут, со слоном.
– Не глупи. Этот дом заброшен уже много лет. Здесь давно никто не живет. Ты забываешь, что мы почти в самом центре зоны. Жить здесь было бы безумием. Нам надо найти какую-никакую кровать, чтобы ты могла отдохнуть. Ты бы видела свое лицо и особенно мешки у себя под глазами. Да и Ганнибал нуждается в отдыхе. За сегодня мы прошли не меньше двадцати километров. Через несколько часов настанет ночь, а при такой погоде мы не сможем двигаться
– Ну, хорошо. Идемте, но будем осмотрительны.
– Ты говоришь, как настоящий паромщик. Неужели мне стоит опасаться конкуренции? Я уже боюсь. Если так, у меня деловое предложение: давай работать вместе, - пошутил он, желая ее подбодрить.
За то короткое время, что путешественники шли к дому, они вымокли до нитки. Стоило им войти в прихожую, как печальный дух ушедшего времени пронзил их до глубины души. Не то, чтобы в обстановке дома так уж очевидно читались следы былого счастья, но здесь с бесконечной ясностью чувствовалась привычка к заведенному порядку вещей, тепло человеческих отношений. В этих комнатах когда-то жили, и жили неплохо.
Паромщик и девушка машинально вытерли свои забрызганные грязью сапоги о простенький половичок. Маленький стол в кухне покрылся тонкой пылью, словно здесь только что пекарничали. Светлая фаянсовая раковина была до отказа набита тарелками и кастрюлями, приготовленными для мытья. Над этой горой посуды нависал железный кран, вделанный в стену, из него неуловимо для глаза срывались капли, и эти короткие размеренные звуки усиливали впечатление оцепенелости. Паромщик попробовал пустить воду - сначала с пронзительным скрипом появилась желтоватая струйка, затем хлынул чистый пенистый поток. На окне стоял горшок с увядшим цветком; когда-то это растение служило украшением, а нынче поникло, так что его стебель свисал вдоль стенки кашпо. С массивного деревянного буфета глядела старая черно-белая фотография, волнистая и слегка покоробившаяся от времени и сырости: отец, мать и маленькая дочка. Они все вместе позировали на фоне еще нового дома. На их лицах сияли широкие улыбки - как бабочки счастья, пойманные в ловушку кадра.
В гостиной паромщик уселся в глубокое кресло, обитое плотной тканью. Девушка подошла к низкому диванчику и потрогала рукой пышные подушки; было заметно, что их не раз чинили. Паромщик положил ноги на маленький табурет и испустил вздох облегчения. Он снял куртку, скинул сумку и бросил все это возле своего кресла. С тех пор, как они отправились в путь, им еще не доводилось наслаждаться подобным комфортом. В лучах угасающего дня кружились легкие пылинки. По крыше дома стучал дождь, и гром грохотал все ближе.
На каминной полке лежали скрипка без струн и сломанный смычок; паромщик бегло осмотрел их и отложил в сторону. Там же он нашел школьную тетрадку, а на ней - набор цветных карандашей и фломастеров, аккуратно уложенных в картонную коробку, всю разрисованную. Очаг, обложенный закопченными камнями, был довольно глубоким. Рядом с ним из большого железного ведра торчало несколько поленьев. Паромщик взял их и при помощи промасленных лоскутов ткани, что остались у него после исследования бункера, разжег огонь. Яркие языки пламени отчаянно взвились вверх. Закрытое помещение быстро наполнил приятный запах горящего дерева. Огонь вытеснил почти сгустившиеся сумерки. Вся комната будто озарилась. Девушка заметила лестницу, ведущую наверх; но когда паромщик, сверх меры заинтригованный, собрался осмотреть второй этаж, она сжала его руку и попросила остаться внизу. Дело было не в страхе: ей просто не хотелось своей бестактностью проявить неуважение к тем, кто когда-то жил в этих крепких стенах. Паромщик с важностью согласился. В глубине души девушка чувствовала странное стеснение - или упрек, словно она вторгается
В гостиной, в приземистом шкафу, паромщик нашел небольшую бутылку какого-то алкогольного напитка на основе злаков. Жидкость обожгла горло и язык, но эта боль была приятной. Девушка пить отказалась. Как обычно в эти три дня, они поели фруктов; кроме того, на кухне они нашли немного старого риса и сварили его в чугунке на огне. Закончив трапезу, паромщик закурил одну из своих последних сигарет. Девушка осуждающе посмотрела на него.
– В чем дело?
– - не понял паромщик.
– Когда-нибудь это вас убьет.
– Это или что-нибудь еще.
– Пообещайте мне...
– Что именно?
– Если мы найдем фабрику, или хотя бы убедимся, что она существует, вы бросите курить. Ведь по-вашему, все это лишь сказки и выдумки, а значит, вы ничем не рискуете. Ну, что скажете?
– А что я получу взамен, если мы ничего не найдем? Иначе пари будет нечестным. В чем мой выигрыш?
– Я не знаю, - растерялась девушка.
– У меня ничего нет.
– А, впрочем, ладно! Я согласен. Даже если это будет только ради шутки и не более, чем игра. Но имей в виду: большие надежды порождают большие иллюзии.
Аромат табака немного заглушил неприятный запах, что исходил от их влажной одежды. В отсутствие Ганнибала их притупившееся было обоняние вернулось к нормальной чувствительности. Паромщик философски заметил, что любая медаль имеет оборотную сторону, и что как бы то ни было, со слоном им очень повезло. Девушка ничего не ответила: она с большой тщательностью стелила себе постель и была больше занята своими женскими хлопотами, чем его разглагольствованиями. Паромщику показалось, что он услышал: "Говори, говори, все это так интересно...", - произнесенное слабым голосом. Он оборвал себя и замолк, не испытывая обиды и отнеся на счет усталости ее внезапное ухудшение настроения. Потягивая спиртное, он внимательно за ней наблюдал.
Есть девушки, в миндалевидных глазах которых таится нечто одновременно прекрасное и странное - некая обольстительная загадка. Здесь и жеманная хрупкость, и самые волнующие земные чувства, немного высокомерия, а между тем женственность, что пока еще спит в глубоких тайниках ее натуры. Истинной красотой обладают лишь юные: эти обещания, пылкие страсти и аромат, который заставляет вас терять голову. Когда-нибудь куколка превратится в бабочку, из завязи появится плод; однажды она станет матерью и окончательно расстанется с мальчишескими замашками. Юная девушка - это бутон, который вот-вот распустится, ласточка в ожидании весны, это рука, качающая колыбель; с ее фарфоровых губ слетают слова расхожей истины, чья великолепная глупость не имеет себе равных по очарованию. В таком философическом русле вяло текли мысли паромщика, направляемые перебродившим алкоголем - обычные умствования, которым предаются у барной стойки. Он сидел, развалившись в своем кресле, а глаза его уже почти слипались.
Дневной свет таял, смешиваясь с грозовыми сумерками, и наконец совсем погас. Девушка вскипятила на огне немного воды и занялась своим туалетом. Мурлыкая песенки, которых паромщик не знал, она расчесывала свои шелковистые волосы: медленно проводила по всей их длине, начиная от хрупкого затылка, маленьким розовым полотенцем, смоченным в теплой воде. Две верхние пуговки ее рубашки были расстегнуты, и паромщик различал абрис нежной груди в облаке легких кружев. Девушка лукаво улыбалась, догадываясь о нескромных мыслях, завладевших ее спутником. Здесь они провели свою третью ночь - в тепле очага, когда-то семейного, в комфорте простыней и фарфора. В глубине камина угольки потрескивали и красновато светились, как далекий маяк в океане спокойствия.