Невысоклики. Корона лесной феи. Часть 3
Шрифт:
Когда перед посланником предстали Кривой Кид и Боб Горшечник, оба слегка пошатывались.
Гуго уже не кричал, а тихо, вкрадчивым змеиным тоном, произнёс:
– А теперь, дорогие мои помощнички, я хочу, чтобы вы отправились на Быстроструйский переход и принесли мне голову этого зеленобородого хойба, если вам, конечно, дороги свои.
В пяти глазах на трёх разомлевших лицах сразу появилась озабоченная трезвость. Троица, повздыхав и поикав от страха перед будущим, выскользнула за дверь.
Ночь была,
Подручные Грейзмогла чуть не передрались, споря, куда мог деться зелёнобородый.
– Вы остолопы! – взвизгивал Клюкл. – Какой идиот сам полезет к моркам? Он пойдёт к устью.
– А я думаю, он где-то неподалёку крутится, у заставы, – возражал Кривой Кид. – Говорят же: видели одинокого гнома. Я сам его в гномье платье и вырядил.
– Ну и дурак! – завёлся Боб Горшечник. – Грейзмогл из-за этого зол как собака. А на заставе пограничники в момент такого сцапают.
Пью Клюкл рвал на голове волосы.
– Чёрт бы тебя подрал, Кид! Это из-за тебя мы здесь! Да ещё ни в одном глазу!
Кривой Кид пощупал свой единственный глаз и придвинул к себе арбалет.
– Не орите! Завтра мы его выследим. Земля раскисла – следы будут.
– Как же! – ныл Клюкл. – Даже костра не развести. До утра мы околеем.
– Не околеем, – Кривой Кид вынул из-за пазухи увесистую флягу.
Архивариус издал всхлип, похожий на подвывание, и икнул. Горшечник сразу придвинулся поближе. Вскоре вся троица еле сдерживалась, чтобы не загорланить песню.
Малина крался в темноте, боясь наступить на ветку или поскользнуться. Лагерь морков был всего в каких-то ста шагах от лесной опушки. Угробаны рубили деревья на дрова, жарили мясо, точили мечи. Иногда они лениво переругивались.
Зелёнобородый жутко хотел есть. Запах жареного мяса кружил голову. Под ложечкой неприятно сосало. Голод явно пересиливал страх быть пойманным. Подкравшись поближе, Малина затаился. Казалось, протяни руку, и можно утащить баранью ногу с вертела ближайшего костра.
Морки, как всегда, ссорились. Один здоровый закричал на двоих ростом поменьше. Те огрызались. Ссора постепенно переросла в драку. Вскоре в свару были втянуты соседи. Угробаны разделились на два лагеря и обнажили мечи. Когда клинки зазвенели, Малина ужом пополз к костру. Морки в пылу схватки даже не заметили, как мясо вместе с вертелом "испарилось".
Добыча досталась знатная. Бывший вождь зеленобородых никогда так жадно не ел. Он бежал по лесу, отрывая зубами горячие куски, и глотал их почти не жуя. Наконец, выбежав к Быстрострую, он спрятался под одной из круч и стал поедать не до конца пропёкшееся мясо.
Что-то хлюпнуло недалеко от берега. В темноте даже круги не угадывались. Малина насторожился, но больше ничего не услышал. "Наверное, сом бродит", – решил он и принялся есть дальше.
Аромат ещё дымящегося мяса разлетался вдоль воды. Вскоре он достиг изрядно покрасневшего носа архивариуса Клюкла. Правда, соратники не могли наблюдать изменения цветовой палитры главного жизнепостигающего органа Пью Клюкла, но зато, посмотрев, как он развернул свой нос по ветру, тоже принюхались.
– Жареная баранина! – выдал вдруг архивариус. – Локтей сто пятьдесят.
Кривой Кид согласно закивал, хоть ничего и не унюхал.
– Раз Клюкл так говорит, – сказал он Горшечнику шёпотом, – значит так и есть. Этот гад никогда не ошибается.
Троица молча, на цыпочках, двинулась вдоль берега. Подойдя к месту, откуда раздавался запах, подручные Грейзмогла подползли к краю обрыва. Оттуда доносилось сочное чавканье. Если бы Кривой Кид мог, он от удивления выпучил бы и второй глаз. Под обрывом сидел Малина.
– Мы тут его выслеживаем, мёрзнем, от голода пухнем, а он жрёт! – прошипел Боб Горшечник. – Я ему сам глотку перережу!
Тщедушный и желчный человечек так заскрежетал зубами, что Клюкла и Кида передёрнуло.
– Тс-с-с! Пристрелить его, и дело с концом, – шепнул архивариус. – Кид, давай!
– Нет, перережу! – упирался Горшечник.
– А если он учует и убежит? – испугался архивариус. – Ты помнишь, что Грейзмогл сказал?
Кривой Кид поднял арбалет и прицелился. Несмотря на отсутствие глаза, он считался самым приличным стрелком среди грейзмогловских прихвостней. "Везёт ему, – говорил Клюкл, которому кроме гусиного пера и стакана ничего нельзя было доверить, – глаз закрывать не надо".
Только одноглазый стрелок собирался спустить тетиву, как вдруг Малина бросил жевать, привстал и замер, смотря прямо перед собой. Вода рядом с берегом закипела, пошла бурунами, а потом… О, ужас! Из вод Быстроструя вылезло огромное соможабое чудище. Оно повращало выпученными глазами-тарелками, горящими в темноте, а затем выбросило жуткий раздвоенный язык, обвив Малину за горло. Раз! И зеленобородый исчез в кошмарной глотке вместе с бараньей ногой. Только колпак, который хойб носил на лысой голове, остался лежать на берегу.
Троица от неожиданности подавилась воздухом. Он застрял в легких, заперев дружный вопль ужаса. Крик вырвался только тогда, когда Обжора Глок, а это был именно он, утробно срыгнул.
Глоку и раньше приходилось глотать хойбов, в основном от скуки, но на этот раз его прельстил запах жареной баранины. Глок забрёл в эти края из-за морков. Чужие гастрономические пристрастия объяснить всегда сложно. Отведав морковского мяса на побережье, соможабый монстр решил, что судьба преподнесла ему подарок в виде потрясающего десерта. Всё, что он переваривал до этого, не шло ни в какое сравнение с новым блюдом. Вот он и пошлёпал вверх по Быстрострую, охотясь на морков. Чем дальше он продвигался, тем больше их попадалось. Только пресная вода иногда вызывала приступы тошноты. Но ради лакомства можно было и потерпеть.