Невысоклики. Морская пена
Шрифт:
Напоровшись на пограничников Бьорга и потеряв в короткой стычке вожака и еще двоих, враг отошел. Встретить в этих краях суровых защитников Худанбара не ожидал никто. И говорило это об одном: там, где люди Бьорга, могут быть и гномы. А гномы – это завидная добыча, вместе со всем их имуществом.
О стычке сразу доложили Горху. Про людей он не знал почти ничего, но, исходя из недавнего опыта, рассудил: от гномов недалеко и до невысокликов.
***
Вопреки опасениям переселенцев зима выдалась не очень холодной. И если б не
Крепкий лед на залитых наводнением пространствах появлялся всего лишь пару раз, и не держался больше полутора недель. Морки на подступах к Черед-Бегасу не появлялись. Только однажды пограничники столкнулись с небольшим отрядом на дальнем выходе, когда лед стоял дольше всего, но враг, потеряв убитыми троих, предпочел отступить. У морков при себе не было ни награбленного добра, ни пленных, ни еды. Только у одного нашлась какая-то склянка с красной жидкостью без запаха. Когда склянку разбили, состав, превратившись в розовое облачко, испарился. Этому большого значения не придали, решив, что это снадобье, а все, что морку на пользу, другому – смерть.
Черед-Бегасская крепость, по крайней мере, основные ее укрепления, была почти достроена и представляла собой грозную цитадель, заслонявшую проход в долину. Строители-невысоклики гордились своей работой и говорили, что если бы не "зажимающий" провизию Грейзмогл, то достроить можно было все, а так – где сил набраться. Но размер ежедневного пайка все равно бы никогда не устроил ни одного жителя Норного поселка. Поэтому ни индивидуальные, ни коллективные жалобы не рассматривались. Пожалеть можно было лишь друг друга или Уткинса.
"Бедный, бедный папаша Уткинс", – качали головой невысоклики, наблюдая, как старик иногда обессилено присаживается и, не замечая ничего вокруг, горестно глядит куда-то вдаль, понемногу раскачиваясь.
Ни напряженная работа на строительстве крепости, ни дружеские вечерние посиделки вскладчину "у огонька" – ничто не могло притупить боли в разбитом разлукою сердце. Неизвестность была хуже всего. "Где же вы, мои лапоньки?" – удрученно вздыхал несчастный отец, не находя себе места от дурных предчувствий. Он то и дело встречал пограничников, возвращавшихся с дальних выходов. Но они, видя его вопрошающие, полные надежды глаза, отводили взгляды и молча качали головой.
Рыжий Эрл пробовал утешать его, дескать, раз никаких следов, значит, не так все плохо. Хуже было бы найти что-нибудь говорящее о том, о чем нельзя и подумать. "Возможно, они ушли куда-нибудь вместе с кем-нибудь из других пропавших, а теперь не могут или боятся вернуться, – говорил Эрл. – Раз больше нет дурных вестей -значит, хорошие не за горами".
В один из бесконечных пасмурных дней папаша Уткинс совсем свалился. Гном-врачеватель, провозившийся у его постели все утро, ничем порадовать сопереживающих не смог. "Черная немощь, она и у невысокликов, и у гномов, да и у людей – одна и та же. Только причины разные. Плох ваш Уткинс".
Но видно есть на этом свете какая-то связь между событиями самыми мрачными и самыми светлыми. Система противовесов, существующая в мире, редко дает сбой, хотя и это, конечно, случается.
***
Стоя на крепостной стене, Мэд Виндибур удивленно вскрикнул и чуть не уронил себе на ноги здоровенный камень. Бросив случайный взгляд в сторону Норного поселка, младший дядюшка Олли увидел пожилого невысоклика, в припляс идущего по крепостной дороге.
– Гляньте, гляньте! Да это же Уткинс чуть не кубарем катится сюда! Во дает, папаша!
Годо, и другие строители мигом взобрались наверх, чтобы посмотреть на эту картину.
– Опять ты со своими шуточками, Мэд! Дурацкие шутки! – ругался снизу старый Модл. – Бедняга Уткинс от горя помереть собрался, а ты, обормот, имя его по ветру треплешь!
– Га-га-га! – рассмеялись на стене. – Наверное, это он с того света в таком настроении возвращается!
Озадаченному старику пришлось тоже карабкаться.
Умирающий папаша Уткинс выделывал ногами кренделя и размахивал каким-то свитком, целуя его время от времени.
– Нашлись! Они нашлись! Малютки мои!
– Что он говорит? Что он нашел? Ась? – удивлялся папаша Модл.
Но все уже неслись вниз, навстречу чудесно исцеленному. Общей радости не было предела.
Оказывается, когда несчастному отцу стало совсем плохо, и он перестал чувствовать свои ноги, в его комнату через дверь влетела здоровенная пестрая птица и как-то странно и непонятно закричала:
– Авр-р-р-ал! Все наверх! Пакет Уткинсу, забодай его кальмар!
Трясущимися руками невысоклик приблизил к глазам бережно упакованный свиток и обомлел. На нем значилось: "От Тины и Пины".
Брюгай, а чудесным посланцем был именно он, летел три дня, время от времени, присаживаясь для коротких передышек на спины дельфов, заблаговременно высланных Флогом. Получилось подобие эстафеты, в которой по знакомству участвовал даже один кашалот. Неизвестно, была ли у него заветная мечта, но он выполнял роль плавучего острова с явным удовольствием.
***
Сестренки Уткинс очень скучали по своему родителю. Прав оказался Рыжий Эрл: удрав от родственников, они сначала испугались своего поступка, а затем просто не знали, как быть. Быстро повзрослев в путешествии (а чтобы повзрослеть, иногда совсем не обязательно становиться намного старше), Тина и Пина вместе со своими друзьями стали искать способ известить горюющего отца.
Но письмо было адресовано не только Уткинсу.
Олли решил предупредить Алебаса Кротла о грозящей переселенцам опасности. Виндибур, конечно же, не мог знать попадет ли послание куда надо, поэтому ограничился лишь короткими сухими фразами. Олли сообщал магистру Невысокликов о том, что в далекой земле обрел тайное знание и собирается прибыть для помощи своим соотечественникам. Еще Олли писал о колдуне по имени Мазлус Горх, которого всем народам Коалиции должно опасаться, так как он виновник всех несчастий обрушившихся на их головы. Именно этот долговязый почти невысоклик и его прихвостни якшаются с вождями морков.