"НЕЙРОС". Часть вторая "Крайм"
Шрифт:
— Она и сейчас там есть, — кивнула Лоля. — Просто её не видно.
— А ты смогла бы её открыть?
— Не знаю, не пробовала. Если я её вижу, это не значит, что смогу коснуться. А ещё мне страшно, потому что всё очень тонкое. А зачем эту дверь открывать?
— Эту не надо. Но, может быть, потребуется открыть другую. Так что вовсе ты не бесполезная, никого не слушай. Скорее всего, Мультиверсум одарил тебя чем-то сродни таланту проводника. Так себе подарочек, да. Очень хорошо тебя понимаю, но мы все не выбираем, с чем жить.
— Тебя же тоже, того… Одарили? — спросила рассеянно Лоля.
— Да, было дело. Но меня как одарили, так и раздарили обратно. Может, и тебя однажды отпустит.
—
— Зажало?
— Ты внутри больше, чем снаружи. Поэтому сам себя давишь. Это как если освежителя дыхания флакон выжрать: брюхо крутит, а никак не просраться.
— Образно, — вздохнул я. — А что с сестрой, видишь?
— Она норм. Под ней мир не прогибается, как будто она ничего не весит. Мне, чтобы стать такой лёгкой, надо удолбаться так, что я помру, наверное. Так ты не сердишься на меня, прем? Я пойду?
— Ничуть не сержусь. Иди, конечно. И Шоне скажи, пусть тебя не обижает. Никакая ты не бесполезная, а очень даже перспективная.
***
Когда Лоля ушла, я завалился на кровать и раскрыл записи пропавшего доктора. Это оказалось нечто вроде журнала наблюдений, а вовсе не личный дневник, как я думал. Некий врач, имени которого я так и не знаю, годами наблюдал за жизнью клана, правда, в одном специфическом разрезе — с точки зрения здоровья, особенно здоровья детей.
Он вёл беременных, принимал роды, проводил педиатрическое наблюдение с первых дней и, увы, чаще всего до последних. Это десятки лет наблюдений в очень сжатой, ёмкой и деловой форме записанных мелким почерком в толстой амбарной книге. Настоящее научное исследование. Оно тянуло бы на докторскую, если бы здесь были научные учреждения, и если бы оно было завершено. К сожалению, неведомому коллеге, который несравнимо превосходит меня по квалификации и научным способностям, так и не удалось найти причину чудовищной детской смертности в кланах.
Он писал, что дети демонстрируют признаки самых разных системных заболеваний, чаще всего, аутоиммунного характера, но не укладывающиеся в стандартные диагнозы типа васкулитов. Он описывал симптомы: суставные боли, деформации костей и суставов, кожные высыпания, поражения ткани лёгких и почек, похожих на гранулематоз Вегенера. При этом наблюдались и симптомы, характерные для синдрома Кавасаки. Развитие гемолитической анемии, лейкопении, тромбоцитопении, а также неврологическая симптоматика от депрессий до острых психозов, напоминало о красной волчанке, но не было ни фотосенсибилизации, ни характерной «бабочковой» сыпи, ни повышения титра антинуклеарных антител. Не действовали глюкокортикоиды и цитостатические иммунодепрессанты, и, в конце концов, он исключил аутоиммунный патогенез, в котором был уверен сначала.
Читается этот сухой, перенасыщенный терминологией текст, как остросюжетный детектив — но убийца в финале так и не найден. Коллега был практически уверен, что имеет место некий невыясненный токсический фактор, фатально влияющий на перинатальную и раннюю натальную стадии развития. Но никакие анализы его не выявили, хотя он сумел доставить образцы в несколько наших лабораторий. При этом взрослые клановые не проявляют никаких признаков воздействия токсического агента, даже если живут с ребёнком в одном помещении, а городские дети, попадая в кланы, в тех же условиях растут и развиваются нормально.
Коллега провёл множество исследований с контрольными группами, которые в нашем мире, пожалуй, сочли бы неэтичными, но я готов признать — выбора у него не было, а дети были обречены. Так он выяснил, что самый низкий процент выживаемости у тех, что был зачат, выношен и рождён на окраине города. За пределами городской черты действие неизвестного фактора снижается по экспоненте, но не до нуля. При этом было бы логично предположить, что в центре его действие будет максимальным — но нет. Наоборот, контрабандой завезённые туда беременные женщины демонстрировали улучшение показателей плода. К сожалению, город не любит кланы, кланы не любят город, и неизвестный врач сетовал, что набрать значимую статистику не получилось. Это он настоял, что кланы должны жить в максимально возможном отдалении, там, куда дотягивается последнее щупальце инфраструктуры — силовая линия. Увы, дальше добыть энергию негде, так что пришлось идти на компромисс. При нём дети начали выживать, ему удалось подобрать комбинации препаратов, купирующие основные наборы симптомов, и обеспечить приемлемое качество жизни даже для поражённых неизвестным фактором пациентов. Он проделал огромную работу, я восхищён его упорством и трудоспособностью.
Вот только ответа он так и не нашёл.
Глава 11. Худшие преступления совершаются бескорыстно
Помещение медицинского модуля слегка пахнет краской, зато раскрашено в весёленькие цвета (каждая стена — в свой) и покрыто рисунками в любимом стиле Нагмы: мультяшно, анимешно, ярко и позитивно. То, что надо для детишек.
К моему удивлению, на полке обнаружилось несколько мягких игрушек, весьма замызганных и вызывающе антисанитарных, но явно происходящих из нашего мира. Мишки, зайки, белочки, даже весьма растерянный от того, куда его занесло, Чебурашка.
— Это дети вернули, — пояснила Нагма. — Когда их доктор пропал, они растащили все игрушки, но я сказала, что ты новый доктор, и они принесли назад.
— Спасибо, колбаса. Надо только придумать, как бы их постирать.
— Я спрошу, братец Док. Я побегу, поиграю с детьми, ладно? А то, кажется, тебя уже ждут.
Первой зашла Костлявая.
— На что жалуетесь, больная? Раздевайтесь… — сказал я серьёзным тоном.
— Вот уж нет! — заржала премша. — Не дождёшься! Малолеток своих лапай, до меня ещё дорасти надо! Я просто пришла проверить, готов ли ты.
— Проверила?
— Я вчера весь язык отболтала, объясняя, что ты, хоть и пацан, а всё же лечила. Очень надеюсь, что ты хотя бы сможешь убедительно им притвориться. Клану нужны любые хорошие новости.
— Всё так плохо?
— Потом поговорим, — отмахнулась она. — Тебя больные заждались.
Первой пациенткой оказалась ветхая бабуся. То ли на ней решили испытать нового доктора по принципу «Если что — не жалко», то ли она настолько соскучилась по медицине, что готова довериться даже мне.
Бабушка, покрытая густо татуированными морщинами, выразила откровенный скепсис по поводу моего возраста и квалификации. Но я невозмутим, опрос провожу спокойно, и она постепенно начинает обращаться ко мне не «Малец», а «Лечила». Оказалось, что ей «семьдесят с небольшим» — насколько именно «небольшим», она то ли не помнит, то ли не признаётся. Имеет множество мелких досадных возрастных расстройств, но, в целом, здоровье её куда лучше, чем можно было ожидать, учитывая образ жизни. Бабка курит, с удовольствием употребляет алкоголь, гоняет на моте и вообще ни в чём себе не отказывает. Правда, как она призналась со вздохом, «половой жизнью не живёт», но исключительно по причине того, что «мужики нынче не те пошли». Старушенция получила выраженные со всем уважением советы о здоровом образе жизни, согревающую мазь для коленей (у моего предшественника её чуть ли не ведро, видимо, востребованный продукт) и удалилась довольной.