Незабудка. Книга 1. На границе света
Шрифт:
Перепрыгивая через очередной забор, я чувствовал, что двигаюсь очень быстро, и это придавало мне уверенности. Паркур в темноте на незнакомой местности – это было необдуманно и опасно, но ноги сами принимали нужную позицию для идеального прыжка. Я, как пружина, перелетал с крыши одного гаража на крышу другого и чувствовал себя всё бодрее.
«Неужели кто-то сможет меня догнать? Это невозможно, и уж точно не дедуля в шляпе. И ни одна собака в мире не сможет запрыгнуть на крышу гаража».
Как ловкая белка, я взобрался на дуб. Кажется, это был дуб. Его ветки свешивались в сад следующего участка. С ликованием я вслушивался в тишину: ни шагов, ни хриплых указаний, ни жуткого воя…
«Я от них оторвался!»
Сейчас можно наконец-то глубоко вздохнуть
И только в кино бывает такой жуткий шелест крыльев, раздавшийся в этот момент прямо над моей головой, а затем прозвучал резкий звенящий крик, который не мог издать ни человек, ни зверь. Это была какофония скрипа и шипения.
«Вот тебе. Размечтался».
Я встрепенулся и пополз по ветке, пока не скатился по ней через забор. Оказавшись в очередном чужом саду, я окончательно потерял ориентир, на какую улицу меня занесло. Движение на дорогах здесь было более оживлённым. Кажется, я находился где-то недалеко от окружной трассы. Значит, рядом открыты кафе, ездят трамваи, работают театры. И ходят люди!
Но здесь, в этом дворе, создавалось ощущение, что все уже легли спать. Даже когда от моего движения включилось сразу несколько фонарей, в доме ничего не изменилось. Снова раздался жуткий визг, который погнал меня дальше к гаражу. Я надеялся, что, добежав до дома, найду заднюю дверь открытой. Но я даже не успел нажать на ручку, потому что, приблизившись к зданию, я увидел два жёлтых блестящих глаза, которые пялились на меня из кустов.
«Нет! Это невозможно!»
И всё же… когда он вышел на освещённый участок сада, я понял, что на самом деле передо мной вовсе не гигантский пёс, а волк. Чёрный, лохматый, с угрожающе обнажёнными клыками. Он ждал меня в засаде.
Его жуткие зубы были огромного размера. На долю секунды я застыл от ужаса, а затем моё тело пришло в полную готовность помимо моей воли. Я вскочил на шаткую груду досок, сложенных под гаражом, а с них предпринял отчаянный длинный прыжок на крышу. Несколько досок с грохотом скатились на землю. В доме по-прежнему царила полная тишина. Если бы в эту минуту жильцам пришло в голову выглянуть из окна, перед их глазами предстала бы очень необычная картина: гигантский волк, скачущий галопом по лужайке и с рыком бросающийся на стену их гаража. Но, к несчастью, из окна никто не выглянул. Никто не пришёл мне на помощь. Точным прыжком я перелетел на крышу соседнего гаража, оттуда – на длинный навес, затем – на мусорные баки и на крышу очередного гаража.
Внизу я различил розовую неоновую вывеску парикмахерской. Здесь начиналась окружная дорога. Словно одержимый, я понёсся прямо на «Причёски на все времена года».
«Я спрячусь в лавочке с шаурмой, которая совсем рядом с парикмахерской. И оттуда позвоню в полицию. Или в зоопарк. Или родителям. “Папа, можешь меня забрать? Меня собираются растерзать волк и гигантская птица!”»
Из-за гула моторов машин я расслышал шелест крыльев, только когда тот раздался прямо над моей головой. В панике я не рассчитал следующий прыжок и не допрыгнул до соседней крыши. Я изо всех сил вцепился в водосточный жёлоб, но тот отделился от стены и с грохотом рухнул на тротуар вместе со мной. Ногу пронзила внезапная боль, но я не обращал на неё внимания, а продолжал бежать дальше по направлению к перекрёстку так быстро, как только мог. Фары проезжавших машин слепили глаза, поэтому я заметил волка, когда тот уже был в прыжке – он выскочил откуда-то сбоку и столкнул меня на проезжую часть. Последнее, что я услышал, прежде чем упасть на асфальт, был скрежет тормозов, показавшийся мне таким же жутким, как и визг летающего чудовища. Последняя мысль, которая пронеслась в моей голове: «Теперь все жители этой улицы наконец поняли, что шум и грохот раздавались вовсе не из телевизора». Но для меня было уже слишком поздно.
» 2
Матильда
До этого вечера шестое декабря для меня всегда было «тем самым днём, когда я разоблачила святого Николая». А для моей семьи – «тем самым днём, когда Матильда сорвала с дяди Ансгара искусственную бороду, потопталась на его праздничной шапке и испортила всем День святого Николая». Но теперь он навсегда останется для меня днём, когда Квинн фон Аренсбург попал в аварию.
И это случилось всего через полчаса после того, как на вечеринке Лассе Новака я пожелала ему попасть прямо в ад. Никакой связи, на первый взгляд, между этими двумя событиями нет, но я уже сотни раз желала Квинну гореть в аду. И хотя обычно меня мучают сильнейшие угрызения совести по любому поводу – Юли любит говорить, что «угрызения совести – это твоё второе имя», – но в этой ужасной ситуации я понимала, что не имею к произошедшему никакого отношения.
Весть о том, что Квинна сбила машина, резко оборвала вечеринку Лассе. В дом зашли полицейские, и последним, кого я увидела, покидая день рождения вместе с другими испуганными гостями, был именинник. Он сидел на диване, ошарашенный и отрешённый, и пытался отвечать на вопросы полиции. Рядом с ним на груди у полицейского безутешно рыдала Лилли Гольдхаммер, а тот в свою очередь не очень понимал, как себя с ней вести.
В порыве чувств мне захотелось хоть на миг поменяться с Лилли местами и тоже расплакаться у всех на глазах. Но это выглядело бы ужасно нелепо. Согласно официальной версии я ненавидела Квинна фон Аренсбурга лет с шести, с тех самых пор, как он обозвал меня «глупым хомяком» и толкнул прямо в заросли крапивы.
Я выросла с осознанием того, что семьи фон Аренсбургов и Мартинов враждовали друг с другом с незапамятных времён, хотя в нашем доме такие слова, как «ненависть» и «вражда», произносить запрещалось. Фон Аренсбурги превращали для нашей семьи заповедь «Возлюби ближнего своего…» в настоящее испытание. Но только не для меня.
Лишь Юли знала о моём секрете – уже много лет я питала к Квинну чувства, которые выходили далеко за пределы любви к ближнему. Квинн ничего не замечал и щедро отпускал в мой адрес самые разные ругательства. «Нервная курица» – самые нежные слова, которые я услышала от него за все эти годы. Из действительно обидных прозвищ могу вспомнить «болтливую кочерыжку», «сухаря» и ещё парочку в том же духе. Квинн, наверное, даже не знал, с кем именно разговаривает, потому что он постоянно путал меня с Луизой и Марихен, моими двоюродными сёстрами, а ещё с Терезой, родной старшей сестрой. Но этот факт ничуть не утешал меня, скорее, наоборот, ужасно расстраивал. Ведь это было так несправедливо! Больше всего меня обижало, когда люди не различали нас с Луизой. Ведь желание толкнуть Луизу в кусты крапивы я вполне разделяю. Каждый день мне хотелось сделать то же самое.
К несчастью, мы с Луизой похожи как две капли воды. Нас путали все, не только Квинн. На самом деле мы все выглядели одинаково: Луиза, Марихен, Тереза и я. И брат-близнец Луизы Леопольд. Так получилось, потому что моя мама и мама Луизы, тётя Бернадетт, были сёстрами, а мой папа и папа Луизы – братьями. И все их дети, то есть мы, получились с золотыми кудряшками, с курносыми носами и с ямочками на щеках. Возможно, такая внешность кажется кому-то очень милой. Это и правда мило, но для ребёнка лет до восьми. Или для трубящего ангелочка с иконы.
Я фыркнула, вспомнив наш с Квинном разговор за барной стойкой.
Тогда он действительно меня разозлил, но хорошо всё-таки, что я не придумала обидное ругательство в ответ. Возможно, это были бы последние слова, которые он от меня бы услышал…
– Всё с ним будет в порядке, если это вообще был он. Не переживай ты так. – По дороге домой Юли ободряюще улыбнулась и взяла меня за руку. Она, конечно же, заметила, как я глотаю слёзы, которые ручьями текли по лицу. – Кроме того, ты не единственная, кого это зацепило. Я тоже волнуюсь. Даже странная двоюродная сестрица Лассе разревелась, а она ведь вообще не была знакома с Квинном.