Незабываемое.1945 - 1956
Шрифт:
3 февраля 1919 г. появился секретный приказ председателя РВС Республики Троцкого, 5 февраля — приказ № 171 РВС Южного фронта «О расказачивании». Тогда же директива Донбюро ВКП (б) прямо предписывала:
а) физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие, т. е. от 18 до 50 лет;
б) физическое уничтожение так называемых «верхов» станицы (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях;
в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской области;
г) переселение крестьян из малоземельных северных губерний на место ликвидированных станиц.
Мало того — Донбюро и Реввоенсовет требуют неукоснительного исполнения на местах своих директив, спуская по инстанциям документы подобного
Как писал в приказе-воззвании в августе 1919 г. Ф.Миронов (сам своим сотрудничеством с большевиками увлекший на предательство и гибель тысячи казаков) — «Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса. Восстания в казачьих областях вызывались искусственно, чтобы под этим видом истребить казачество». Сам председатель Донбюро С.Сырцов, говоря о «расправе с казачеством», его «ликвидации», отмечал — «станицы обезлюдели». В некоторых было уничтожено до 80 % жителей. Только на Дону погибло от 800 тысяч до миллиона человек — около 35 % населения.
После оккупации красными юга России репрессии прокатились по областям Кубанского и Терского войск. При выселении терских станиц Калиновской, Ермоловской, Самашкинской, Романовской, Михайловской, Асиновской красные горцы убили 35 тысяч стариков, женщин и детей (и вселились в опустевшие станицы). За один лишь прием были вывезены на север и расстреляны 6 тысяч кубанских офицеров.
К концу 1920 году остатки Кубанской армии — преимущественно рядовые казаки, — сложив оружие, расходились по домам. Казалось бы, реальный шанс для большевиков добиться замирения. Однако советская 9-я армия лишь усиливала репрессии. В одном из ее отчетов учтены карательные акции за время с 1 по 20 сентября: «Ст. Кабардинская — обстреляна арт-огнем, сожжено 8 домов. Хутор Кубанский — обстрелян арт-огнем. Ст. Гурийская — обстрелян арт-огнем, взяты заложники. Хут. Чичибабаихут, Армянский — сожжены дотла. Ст. Бжедуховская — сожжены 60 домов. Ст. Чамлыкская — расстреляно 23 человека. Ст. Лабинская — 42 чел. Ст. Псебайская — 48 чел. Ст. Ханская — расстреляно 100 человек, конфисковано имущество и семьи бандитов отправляются в глубь России. Кроме того, расстреляно полками при занятии станиц, которым учета не велось.» И вывод штаба армии: «Желательно проведение в жизнь самых крутых репрессий и поголовного террора!» Ниже — зловещая приписка от руки: «Исполнено».
При т. н. «конфискациях» у казаков порой выгребались все имевшиеся вещи, вплоть до женского нижнего белья!
Одновременно развернута была кампания обоснования террора в большевицкой печати. Например, в феврале 1919 г. газета «Известия Наркомвоена» (выходившая фактически под прямой редакцией Троцкого) писала: «У казачества нет заслуг перед русским народом и государством. У казачества есть заслуги лишь перед темными силами русизма. По своей боевой подготовке казачество не отличалось способностями к полезным боевым действиям. Особенно рельефно бросается в глаза дикий вид казака, его отсталость от приличной внешности культурного человека западной полосы. При исследовании психологической стороны этой массы приходится заметить сходство между психологией казачества и психологией некоторых представителей зоологического мира.»
Мало того, получается по мнению командования РККА, что казаки — «царские сатрапы», так они еще что-то навроде вредных насекомых, а раз так — к ногтю их! «Российский пролетариат не имеет никакого права применить к Дону великодушие. На всех их революционное пламя должно навести страх, ужас, и они, как евангельские свиньи, должны быть сброшены в Черное море!»
Вспоминая события тех лет, даже убежденный коммунист М.Шолохов пишет (письмо Горькому 6 июня 1931 г.): «Я нарисовал суровую действительность,
Активное истребление шло до 1924 года, после чего наступило некоторое затишье. Конечно, аресты продолжались, приутихла лишь волна бессудных расправ. Советская власть, изображая «гражданский мир», добивалась возвращения эмигрантов (дабы окончательно ликвидировать угрозу с их стороны). Первое время «возвращенцев» не трогали.
К 1926 году на Дону оставалось не более 45 % прежнего казачьего населения, в других войсках — до 25 %, а в Уральском войске — лишь 10 % (оно чуть ли не целиком снялось с места, пытаясь уйти от безбожной власти). Было уничтожено и выброшено из страны много казаков старше 50 лет — хранителей традиций.
«Заигрывание» с казаками завершилось с окончанием НЭПа. Постепенно исчезали рискнувшие вернуться из эмиграции, остатки прежней интеллигенции и офицерства — все, кто, по мнению властей, еще мог возглавить сопротивление.
Весной 1928 г. советские газеты сообщили о раскрытии органами ОГПУ заговора «спецов» в Шахтинском районе Донбасса. Знаменитое «Шахтинское дело» открыло череду сталинских политических процессов. И нелишне тут будет указать на обстоятельство, обычно остающееся вне внимания исследователями. Город Шахты (до 1920 г. Александровск-Грушевский) — один из центров угольной промышленности на территории Области Войска Донского. На его шахтах рабочими и специалистами нижнего и среднего звена трудились многие казаки, вынужденные оставить родные станицы. И вряд ли выбор места показательного процесса против «вредителей» был случаен. Вслед за репрессиями против инженеров началась зачистка шахт и предприятий от «неблагонадежного» казачьего элемента. Казаков увольняли, лишали продовольственных карточек (что обрекало семьи многих на голодную смерть), арестовывали, высылали. Поднималась самая страшная волна расказачивания, окончательно накрывшая казачьи области Юга России.
В январе 1930 г. вышло постановление «О ликвидации кулачества как класса в пределах Северо-Кавказского края». Казаков выгоняли из куреней зимой, без продуктов и одежды, обрекая на гибель по дороге в места ссылок. Власть готовилась к восстанию в казачьих областях. Более того, явно провоцировала его — массовое выступление позволило бы вновь открыто истреблять казачество. Но восставать, в общем-то, было уже некому — ни оружия, ни вождей. Хотя были, конечно, и примеры сопротивления, в том числе и вооруженного (например, массовые волнения в феврале 1930 г. в селах и станицах Барашковское, Весело-Вознесенское, Константиновская, Новый Егорлык, Ново-Манычское), а для подавления их на Кубани использовалась даже авиация. Небольшие же группы казаков продолжали борьбу вплоть до прихода немцев в 1942 г. Однако в целом по Северо-Кавказскому краю (97 районов Дона, Кубани и Ставрополья) коллективизация завершилась без особых эксцессов. «Кулаки» и прочий «антисоветский элемент» арестованы и высланы (согласно сводке штаба СКВО, к 1 марта 1930 г. по Северному Кавказу было «изъято» 26261 чел., в большинстве своем казаков). Казалось бы, могло наступить очередное «затишье».
Однако объявленный в конце 30-го года «новый подъем колхозного движения» закончился повсеместными выходами из колхозов (с января по июль 1932 г. их число в РСФСР сократилось на 1370,8 тыс.), требованиями возврата имущества. Чрезвычайные меры в заготовительной политике, бескормица, ухудшение ухода привели к значительному падежу скота; уборка зерна в 1931 г. по всему югу России затянулась до весны 32-го, а на Кубани наблюдался невиданно низкий урожай зерновых — от 1 до 3 ц.
7 августа 1932 г. был издан т. н. «закон о пяти колосках». За любую кражу госсобственности — расстрел или, в лучшем случае, 10 лет с конфискацией имущества. За несколько колосков, сорванных, чтобы накормить пухнущих от голода детей, отправляли в тюрьмы их матерей.