Незапертая Дверь
Шрифт:
Я выплеснула остатки чая Алику в морду, облив его очки и байковую рубашку. Повезло козлу, что чай немного остыл, а то бы остался без глаз. Пока он, отряхиваясь, возмущенно подбирал слова, я поднялась и с видом оскорбленной гордячки вышла в прихожую. Нет, ему мало! Нужно было еще отвесить пощечину.
Что я, собственно, и сделала, когда он попытался меня остановить. Ответом с его стороны было то, на что я никак не рассчитывала. Не зная, чего от меня ждать, видно опасаясь, что я награжу его еще и пинком, он схватил меня за запястья. Следом всем собой прижал к стене. Нервная попытка высвободиться не дала результата
…И потерялась, сбившись с праведного пути. Утонула в его покатившейся по щеке слезинке, канула на беспросветное дно черных глаз, порвалась облаком в урагане прерывистого дыхания. Куда делась моя выправка оскорбленной гордячки?
Канула туда же, куда и внешняя неприступность анахорета.
— Извини, пожалуйста, — не ожидая от себя подобной смелости, поспешно сказал Алик и отпустил меня. — Я не должен был. Ты вправе обижаться. Не знаю, почему я это сказал. Оставайся, сколько пожелаешь. А я буду в подвале.
Схватив с вешалки куртку, Алик сунул ноги в сланцы и ушел, оставив меня в полном недоумении. До чего же кроты дивные создания! Но, как ни странно, я была благодарна ему за то, что он вовремя опомнился и не позволил себе большего.
Закрыв за ним дверь, я оглядела предоставленные мне апартаменты. Что ж, грех не воспользоваться. А Костя, наверное, пасет меня у дома. Надо же, книжный паладин, который мне так нравился, в жизни оказался обычным проходимцем. Там он доверчивый лох, а здесь – хитроумный, насквозь фальшивый ловелас.
Не зная, имею ли право наглеть, как лиса в ледяной избушке, я таки воспользовалась привилегией обиженной и приняла душ, после изничтожив следы своего пребывания в ванной. Когда пришла в зал, меня так и тянуло полазать по ящикам. Не позволив себе опуститься перед нахрапом непристойного любопытства, я завалилась на диван. Долго лежала в темноте, окруженная чужими вещами, запахами и звуками. Мысли, как блохи, скакали и скакали, то облепляя Алика, то жаля Костю, а то устремляясь к пропавшему Пешке. Я буквально запутывалась в них, пока не ударила кулаком по подушке, приказав себе успокоиться.
В десятом часу утра зазвонил телефон. Вначале я, правда, не сообразила, что это за странные звуки. Приподняв голову, прислушалась к мелодичным переливам птичьих голосов. Ох, Алик! У других пацанов, (не считая Женьки, у которого кудахчут куры и квакают лягушки), сотки играют хотя бы темой из «Бригады», а у него птички поют! Воистину, чужая душа – потемки.
Посмотрев на будильник, я решила, что пора и честь знать. В пятнадцать минут собравшись, покинула свое прибежище и спустилась в подвал, чтобы оставить Алику ключи. Тихонько открыв железную дверь, я вошла в кротовую нору и увидела его спящим на кушетке. Свернувшись эмбрионом, он показался мне совсем маленьким и беззащитным. Присев на корточки рядом, я какое-то время смотрела на него, а потом склонилась и поцеловала в щеку. Его кожа нежно пахла парафином.
Как листы «Незапертой Двери».
Надев ему кольцо с ключами на палец, я так же тихо удалилась. Вышла на улицу, озираясь по сторонам и опасаясь напороться на Костю. Доплелась до остановки и решила посмотреть, не поживился ли кто номером моего телефона. Отыскала среди объявлений свое и удрученно вздохнула. Все «язычки» были целы.
— Денька? — вякнул кто-то сбоку. Я
— Эля? — удивилась я, узнав сестренку Алика. — Привет! Давно не виделись. А как ты меня узнала? Я же так изменилась и перекрасила волосы.
— А джинсы и футболка все те же, что и три года назад, — ехидно подъела меня малявка и улыбнулась. — Как у тебя дела?
— Да по-всякому бывает. А ты как поживаешь? Как мама?
— А ты разве не знаешь? — нахмурилась Эля, щурясь от яркого света. — Она умерла еще в позапрошлом году. Алик что, не говорил? Я теперь живу у родственников, мне оттуда ближе в школу ездить.
— Ой, Эля, мне так жаль, — пробормотала я, вспомнив, как недавно крот с полной уверенностью заявлял, что не желает, чтобы за его грехи расплачивались другие. Мать, сестренка, друзья! Почему он это скрыл? Хотел, чтобы другие верили, что для него существует хоть что-то святое. На самом деле ему на всех наплевать!
— Ладно, пока! — увидев приближающуюся маршрутку, махнула мне Элька. — Алику – привет!
Я кивнула и, развернувшись, пошла к дому. Нет, не пошла, а побежала, и как только оказалась в квартире, проскочила обутая в зал и схватила книгу. Усевшись на пол, начала жадно поглощать оставшиеся страницы.
Черный Рыцарь действительно обвенчался с колдуньей Ло, примкнув к ее знатному отцу Ихору. Когда маг заерзал на троне, опасаясь расправы, Лешак вызвал на поединок паладина, натерев ядом клинок. Не вняв предостережениям Ядан, паладин принял вызов и был сражен одной царапиной.
Элпис каждый вечер удалялась в глухие комнаты своего замка. Впиваясь ногтями в плечи, сотрясаясь от безмолвного плача, оседала на холодный пол.
Внешне непоколебимая Лайбе в полном одиночестве сидела на троне и смотрела в окно, опустошенная и безжизненная. А в это время, в огромном книгохранилище ее наземного замка служащий ей архивариус окунал острый наконечник пера в изящную чернильницу. Согнувшийся над листами, плохо видящий в свете одного огарка, он быстро строчил врезающиеся знаки. Его тень, похожая на крысу, в точности подражала ему. В тишине можно было услышать стоны, витающие над беспощадным лезвием пера. Из глади шелковых листов иногда проступали крошечные капельки крови, и архивариус заученным жестом затирал их огарком. Поэтому его одежда была пропитана запахом воска, пижмы и свечного дыма.
Поправив на носу очки, он довольно вздохнул и откинулся на спинку стула. Потерев оставшиеся на пальцах вмятины от пера, вытер испачканную чернилами ладонь и обернул стопку исписанных листов отрывком грубой материи. Вытащив тонкую иглу с нитью толщиной в волос, каким-то образом сшил все вместе.
И вот на стол легла небольшая книжка. Куском материи оказалось картинное полотно, и на его лицевой стороне сияла роскошная дверь.
Я в ужасе дернулась и оказалась на прежнем месте в зале. А передо мной в нескольких шагах стоял Алик, кого я только что видела в образе архивариуса. Это он создал эту зловещую книгу! Он резал-ткал на листах – душах грешников – свою страшную эпопею! Он и есть загадочный писатель, с которым мы все столкнулись! Он многое знал о нас и вышил нами узоры потустороннего мира! Вот почему именно он смог разгадать ни один секрет книги! Кто лучше него мог знать, как она возникла?