Неждана
Шрифт:
Утерла Любава слезу кончиком платка да дальше щи по плошкам разливает, ребятней командует, чтоб не баловались за столом да не обожглися.
Из сеней пришел бородатый мужик, рыжий, как полымя.
— Муж мой Лютобор, — с такой уж гордостью тетка Любава представила суженого, как похвалилася.
Да, чего уж тут скрывать — гордится она, что замуж за него пошла, не побоялась от семьи родной в таку даль поехать.
За стол влетели разом три хлопца, все рыжие — в отца. Ложки похватали, друг друга на лавке боками да локтями толкают, на Нежданку посматривают с интересом.
— Энта вона его, Лютобора, работа, — засмеялась тетка, да огладила парнишек по макушкам. — Кудеяр, Ладимир да Соловушка.
— Ну, ма, — недовольно заворчал младший.
Не понравилось парню, что его дитем представили.
— Соловей я, — гордо он сам Нежданке доложил. — Соловушка еще пять лет назад куды со двора улетел, — то уж мамке напомнил.
Засмеялась тетка Любава, не удержалась, сызнова младшего по вихрам потрепала:
— Восьмой он у меня, последний сынок, наш поскребышек, — разулыбалась мать. — Как уж такого не любить?
— Да, мамка! — засопел Соловушка. — Обижуся сейчас взаправду.
Засмеялась ребятня малая, цыкнул на них дед Люботор. Те сделали вид, что испугалися. А сами ладошками прикрываются да шепчтут уж друг дружке чего сызнова.
С мороза в избу две девки ввалились, такие веселые, румяные — огневушки-поскакушки из доброй сказки, сразу уж то Нежданке показалося.
Валенки девки к печке поставили, варюжки сушиться положили, руки перед обедом помыли да тоже к столу уж садятся.
— Ма, мы двадцать ведер воды натаскали, — одна доложила. — Хватит на сегодня али баню топить будете?
— Будем, чуть погодя, — тетка Любава согласилась.
— Меня Зоряна кличут, — та, что посмелее, сама уж с гостьей знакомиться стала. — А энта конопатая — Калина, сеструха моя младшая — рассмеялась.
Вторая ее в бок локтем несильно тыкнула:
— Энто кто еще из нас двоих больше конопатый? — захихикала Калина. — Вот рассуди, Нежданка. Свежим взглядом всегда лучше видать.
А Нежданка как раз кусок мяса из щей жевала, не успела сразу ответить.
— Отстань от человека, дай поесть, — Зоряна за гостью вступилась. — Ты сестрица наша двоюродна из Поспелки, мы все знаем. Щи у мамки завсегда вкусные, ешь уж с дороги, не торопися, дурынде энтой можно не отвечать.
Калина за ломтем хлеба потянулась, подумала, что разговор закончен. А Зоряна Нежданке подмигнула, перегнулась через стол и говорит шепотом, да громко, чтоб всем слыхать:
— Калина у нас самая рыжая во всех Медоварах, точно тебе говорю. Ну, после тятеньки, конечно.
Тут уж и парни загоготали, не смогли сдержаться.
И так тепло у Нежданке на душе сделалось от суеты домашней, от того, что впустили ее в свою семью большую, весельем да шутками щедро делятся.
Потом уж баню топили, после бани на печке грелися. Рассказала Нежданка племяшкам сказку про кикимору, сама развеселилась.
Пока в бане была, Ванька заходил, в сенях топтался — просил Нежданку покликать на разговор сурьезный. Лютобор его встретил, велел обождать с беседами, дать девке после долгой дороги в себя прийтить.
Забегали соседки любопытны, кто за чем, — всем уж антиресно, что за гостья к Любаве из-за реки пожаловала. Тута уж Калина сама справилась — морковки Беляне дала, коромысло старое Ненагляде одолжила. И, как у мамки взвар такой вкусный получается, Яробке в подробностях обсказала. Да всех побыстрее и выпроводила, чтобы носы свои длинны в чужи дела не совали.
После бани да вкусного ужина Нежданку сморило. Рано спать ей постелили, да в такой глубокий здоровый сон она провалилась, как уж очень давно не спала.
На следующий день встала совсем другой, силы откуда-то то появились. Подле тетки Любавы целый день Нежданка топталася, бралась помогать во всех делах, да историю свою горестную потихоньку рассказывала, — все, как есть, без утайки. Пусть уж сами решают — можно ли ее в дому принимать.
А Любава все слушала, головой качала, — где слезу платком утрет, а где и разулыбается. Дивилась, конечно, сильно — кому ж еще к шестнадцати годкам столько испытаний суровых на долю выпадет. И в колдовстве обвинили, да сумела от княжьих людей девчонка уйти, и со скоморохами плясала по долам и весям. А уж потом — виданное ли дело — в терему жила, заговор злой раскрыть помогала.
Как уж до побега с Коркутханом дошло, не стала все Нежданка рассказывать, что про меж ними в лесной избушке случилося, — то уж тайной остаться должно.
А вот потом, как замерзала в снегах одна, да медведь великанский ей привидился, небо звездное собой заслонил, как он головой косматой ее толкал, да старался поднять из сугробов — то уж все рассказала по-честному. И как опору он ей давал, когда она на песенку откликнулась, из последних сил на зов поспешила, — то не утаила. Хотя уж сама не знала — на яву то сталося али привиделось ей в бреду горячечном.
— Значит, ты тоже Беляя видала, — задумчиво тетка Любава сказала.
— Кого? — Нежданка глаза вытаращила, чуть молоко из ковшика не разлила.
— Да, отец наш с Даренкой — дед твой Беляй охотником лучшим был, а потом отказался на медведя с рогатиной ходить, да заставили, — неужто не слыхала ту историю?
— Никогда такого в Поспелке не сказывали, — замотала Нежданка лохматой головой.
— Ну, так слухай…
Глава 69. Рассказ тетки Любавы про Беляя
Тетка Любава начала свой рассказ:
— Рыкарей завсегда боялись и уважали. Да, все одно с давних пор на медведя охотились. Чтобы такого огромного зверя рогатиной завалить, тут уж и силушка нужна, и сноровка, да и смелость отчаянная. Не каждый богатырь против косолапого один на один выйти готов.
Из оружия-то что у человека? Палка с копьем, поперек рог короткий прилажен, чтобы медведь в него упирался — вот и все, что охотники придумали. А у медведя и лапы когтисты, и пасть зубаста, и силушки поболе в несколько раз, чем у самого крепкого мужика. Да, и разумом медведь не прост, умеет игру хитрую вести, легко уж не поддается.