Нежданная страсть
Шрифт:
Кен же вовсе не выглядел равнодушным или неприступным. И Китти могла бы прозакладывать последний доллар: он умело скрывал свои чувства. Она не понимала, откуда в ней эта уверенность, но точно знала, что ему знакомо ощущение внутренней пустоты, которое временами накатывало на нее.
– О, мне знакомо чувство опасности. – Это прозвучало довольно смело, но Китти вдруг обуяла небывалая отвага. Она понятия не имела, что заставило ее внезапно выпалить: – Я была на мосту Санта-Моника.
– Я тоже, – отозвался Кен. – Хотя и проездом.
– Нет, я хотела сказать, что была там, когда мост рухнул.
Кен на мгновение
– О господи… Это правда?
– Да.
– Как же вы… – Он недоверчиво покачал головой. – Боже мой, в той катастрофе выжил лишь один человек. Женщина. Значит, это были вы? Как вам это удалось?
Китти прерывисто вздохнула. Поддавшись какому-то бесовскому импульсу, она рассказала о пережитом кошмаре, но ей больше не хотелось говорить об этом. Она старалась не вспоминать о катастрофе.
– Честно говоря, не знаю. Но потом во мне будто что-то щелкнуло. Я оглянулась на свою скучную, размеренную жизнь и… – Китти покачала головой. – Поняла, что живу лишь наполовину. Я ушла с работы и покинула Лос-Анджелес, чтобы начать все с чистого листа. Хочу заняться чем-нибудь стоящим, важным хотя бы для меня самой. Я обещала себе, что отныне буду вести жизнь яркую, полную приключений и риска, волнений и опасностей. Я села в машину и уехала.
– И решили остановиться здесь.
– По крайней мере на ближайший месяц. Я пока не знаю, что будет потом, но эта неуверенность в завтрашнем дне – часть моей новой жизни. Что бы ни ожидало меня в будущем, это будет еще более захватывающим и волнующим. Так что, отвечая на ваш вопрос, могу сказать: я пытаюсь привить себе дух авантюризма. И постоянно работаю над этим. Пока что у меня не слишком-то получается… – Ей вспомнилось происшествие у гаража. Китти неловко улыбнулась, будто извиняясь. – Я понимаю, что вывалила на вас много ненужный сведений. Наверное, со стороны это выглядит смешно, просто мне хотелось быть честной. Думаю, расставшись с привычным комфортом и забравшись в такую даль, я доказала, что не лишена авантюрной жилки.
Кен долго молчал, внимательно, без улыбки изучая Китти, словно увидел впервые. Он казался на удивление серьезным.
– Нужна смелость, чтобы совершить то, что сделали вы, – тихо произнес он наконец. На его лице, обычно бесстрастном, отражалась целая гамма чувств.
«Он знает, о чем говорит», – догадалась Китти. Она лишь теперь осознала, как отчаянно ей хотелось, чтобы кто-то ее выслушал и понял.
– Вы так думаете? – тяжело сглотнув, прошептала она.
– Да, – чуть слышно выдохнул Кен. – И ваша честность дорогого стоит. Она куда важнее духа авантюризма. Простите, что подшучивал над вами.
С этими словами он оттолкнулся от стола и вышел из приемной.
Поскольку Стоун с Ником отправились сопровождать группы туристов, Кен оказался предоставлен самому себе. Ему нужно было подумать. В прежние времена он имел обыкновение думать, съезжая с горы на сноуборде.
Однако после его грандиозного падения прошло больше года, и с тех пор он так больше и не встал на доску.
Возможно, он боялся?
Пожалуй, нет. Разве что он боялся признаться себе, что боится. И все же его по-прежнему тянуло в горы.
Эта мучительная тоска по горам подтачивала его силы, точно смертельная болезнь.
Но, черт возьми, он должен был многое обдумать. Поэтому, как в старые добрые деньки, когда он не мог позволить себе купить билет на подъемник, Кен карабкался на Вдовью гору с доской за спиной. Восхождение тянуло на сто баллов по десятибалльной шкале, но Кен проделывал его столько раз, что мог бы подняться на гребень с завязанными глазами.
Резкий ветер холодил взмокшую от пота спину, но не от этого Кена сотрясала дрожь. Он знал, что ни за какие сокровища не снимет со спины сноуборд. Всякий раз, стоило ему попытаться, пальцы начинали трястись, и перед глазами, как в цветном кинофильме, прокручивалась сцена падения. Он участвовал в борьбе за титул чемпиона мира. Требовалась предельная сосредоточенность, а он допустил промах, потерял равновесие, упал и очнулся лишь в швейцарской больнице. Он целый месяц пролежал на спине и перенес три хирургические операции, одна из которых едва не окончилась летальным исходом. Последующие одиннадцать месяцев он провел, странствуя по планете и жалея себя, потому что потерял то единственное, к чему всегда стремилась его душа.
Сноуборд давил на спину, пригибая его к земле. Кену хотелось мчаться по склону. Хотелось услышать рев восторженной толпы, вновь испытать пьянящее ощущение скорости, пролетая сквозь ворота и направляясь к линии финиша…
Но он знал, что больше этому не бывать. Никогда.
«Мы сделали все от нас зависящее, теперь дело за вами. Остальное в ваших руках», – объявил ему последний доктор.
Но Кен так и не смог восстановить прежнюю форму. Он даже не приблизился к ней. Подвижность вернулась к нему лишь частично, на семьдесят процентов. Иными словами, отныне он мог съехать с горы не хуже обыкновенного любителя, но…
Но о мировых чемпионатах можно было забыть. Он утратил мастерство, которое оттачивал год за годом с пяти лет, исполненный решимости, упорства и отчаянного желания вырваться из ненавистной привычной жизни. Даже после того, как Энни заменила ему родителей, он продолжал упрямо идти к своей цели.
Кен стал лучшим из лучших, что позволило ему навсегда покончить с бедностью. При желании он мог бы всю оставшуюся жизнь путешествовать по миру. На него смотрели с обожанием и восхищением, как на человека, достигшего вершины успеха.
Но теперь все это осталось в прошлом. Проклятие! Так и не сняв со спины сноуборд, Кен начал спускаться с горы. Мышцы здоровой ноги ныли от усталости, а больное колено горело огнем, но он не обращал внимания. Пройдя пару сотен ярдов, он услышал чей-то испуганный вопль.
– Вот дьявол! – донеслось сверху.
– Коуди, берегись! Черт, впереди дерево! – в ужасе выкрикнул кто-то еще.
Двое подростков вылетели из-за деревьев за спиной у Кена, каким-то чудом не зацепившись за стволы, и свалились в снег к его ногам.
– Господи, Так, – ахнул Коуди, переворачиваясь на спину. – Боже милостивый. – Он торопливо охлопал себя. – Кажется, мы живы.
– Вроде бы. – Подняв голову, Так улыбнулся Кену. – Дружище, мы тебя чуть не укокошили.
Это вряд ли, подумал Кен. Ни один из этих парнишек не смог бы его задеть, даже если бы постарался. На вид им было лет пятнадцать-шестнадцать. Оба в вязаных шапках, низко надвинутых на глаза, в мешковатых горнолыжных костюмах и с характерным загаром сноубордистов на лицах (обгорелые щеки и носы, а также широкие белые полукружья под глазами – следы от очков).