Нежеланная мечта. Том 1

Кореев Денис

– Ну вот мы в Брест-Литовск приехали, говорю! – Он указал на вывеску, на которой большими, вырезанными вручную и закрашенными, буквами было написано «Брестъ-Литовскъ».

Твёрдый знак в конце явно давал понять, что это был язык, использовавшийся в Российской империи.

Мы заехали в этот город, и я был жутко поражен увиденным. Дорога разошлась на две полосы. Вдоль дороги стояли деревянные дома, сначала лишь одноэтажные, но достаточно большие, дальше начались двухэтажные. Несмотря на то, что начинало темнеть, лишь в немногих окнах горел тусклый свет, словно от свечей. Никаких фонарей вдоль дорог не было, вот почему, Михайло хотел разобраться со всеми делами до темноты. Изредка, на встречу нам проезжали всадники, или повозки. В основном люди здесь ходили пешком.

И одежда на них была согласно 19 веку. Никакой синтетической ткани. Девушки были в двух вариантах одежды, либо те, кто шёл в роскошных платьях с невероятно широким и пышным низом, ужасающе узкой талией и с закрытыми рукавами, такие платья были достаточно ярких цветов, и конечно же в роскошных шляпах, но таких особ было мало. Да и честно признаться, я был удивлён, как они так ходят, ведь несмотря на вечер, на улице было достаточно жарко и я же был, лишь в майке и бриджах. Либо же те, кто был в скромных свободных платьях, серо-белых цветов, которые полностью скрывали женскую фигуру, но за то рукава были лишь по локоть и не было шляп. Мужчины же тоже были в двух вариантах одежды. Либо длинные панталоны, сразу же вспомнил это название, увидев эти штаны, хотя может они называются не так, рубашка, жилет, костюм сверху и шляпы на головах, которые они часто дёргали туда-сюда, завидев знакомых. Как правило такая одежда была разных цветов, но преобладали тёмные и белые. На вторых же были свободные подвёрнутые штаны и длинные свободные рубахи, подвязанные пояса, в отличии от первых у них не было обуви, а если и была, то разве что какое-то подобие сандаль из веток. Но я скорей бы предпочёл ходить босиком, чем в такой обуви.

Так я понял, сколь видимы здесь различия между крестьянами и дворянами. И дабы мне не выделяться и не стать рабом, то мне необходимо было бы обзавестись тупой, неудобной и пафосной одеждой, пока я не выберусь. Хотя вряд ли в реконструкции меня бы сделали рабом. Но почему-то практически все крестьяне здесь были злыми, недовольными, замученными. Какой идиот мог добровольно согласиться на такие условия.

Вот мы и подъехали к крепости, как я узнал, мы ехали по главной улице, потому мы видели так много дворян, на остальных же улицах их редко увидишь. Михайло поговорил со сторожем крепости и тот пропустил нас. Мы заехали во двор. Там Михайло остановил телегу и принялся распрягать лошадь, чтобы она отдохнула.

Из крепости выбежал парень и крикнул:

– Давай сюда вино!

– Не видишь, что ль?! Лошадь распрягу, да понесу! – Крикнул ему в ответ Михайло.

– Я пока разгружу, что смогу, – вызвался помочь я.

Бочки были по десять литров каждая, так что я клал по одной штуке на каждой плечо и нёс их в погреб, на который указал юноша, что встречал нас. Пока Михайло распрягал, кормил и поил лошадь в крепости, я разгрузил почти всю телегу. Когда же он пришёл, оставалось всего четыре бочки и он, хлопнув меня по плечу, сказал:

– А по тебе ж и не скажешь сколь силушки то таится в тебе.

Моё спортивное прошлое давало о себе знать. Как только мы унесли бочки, то Михайло сказал мне, чтоб я лошадь привёл и запряг, а сам он за расчётом пошёл.

Я даже не знал, как подойти к этой лошади, но вроде бы, я видел, как это делал мой спутник и потому решил, что и у меня получится. Лошадь стояла возле телеги, я взял её за поводья и повёл к месту где было необходимо запрячь её в телегу. Лошадь к счастью была воспитанная и скорей сама меня подвела, встала и принялась спокойно стоять и ждать. Для начала, я обвязал какую-то штуку вокруг живота и спины. Затем на шею надел ещё какую-то штуку. Затем я поднял одну палку от телеги, обмотал её тряпкой от предыдущей штуки и как-то засунул во всё это дугу, чтобы она не вылетела. Затем я тоже самое вроде как проделал со второй палкой. Дальше Михайло вроде что-то делал с той фигнёй, что болтается на шеи, но я не помню, что. В конце, я связал две палки от телеги верёвкой. Лошадь же просто молча и смирно стояло.

Михайло был явно любителем поговорить, так что мне пришлось его ждать ещё минут десять, за которые я успел выкурить сигарету. Всё это время, присутствующие люди смотрели на меня невероятно странно, как будто бы они ни разу не видели цивильного человека. Михайло так ни разу на меня не смотрел и не спрашивал ничего про мои вещи.

Когда он пришёл, то закричал:

– Ты что ж сделал то! Я т чейго думал то! Коль в силушке тебе много, так ты ж из наших из крестьян бушь то! А ты!

И он принялся распрягать лошадь. К тому моменту как он всё снял, он вновь подобрел и принялся рассказывать мне, как и что нужно делать. Седёлка – та вещь, что надевается на верх спины, её нужно крепко затягивать. Хомут одевается на шею. При помощи гужей и дуги прикрепляют оглобли (палки от телеги) к упряжи. Затем необходимо супонью стянуть хомут, чтобы его клещи сошлись. Затем ещё одним ремнём необходимо связать оглобли, вокруг седёлки и подпруг. И напоследок необходимо вожжи прицепить к удилам и протянуть между дугой и хомутом.

Короче, всё это слишком сложно и совершенно не легко, как мне показалось на первый взгляд. Но если вдруг мне придётся ещё когда-нибудь запрягать лошадь, то, пожалуй, я буду знать, что делать, ну или просто забуду.

Мы забрались в телегу и отправились на север, где должна была быть табачная фабрика. Там уже Михайло не стал распрягать лошадь, и мы вчетвером, вместе с двумя рабочими с фабрики, за десять минут, закидали телегу мешками с табаком.

После этого, мы двинулись на юго-запад. Оказалось, что Михайло специально повёз меня до кабака, хотя ему нужно было двигаться обратно на восток. Там было продолжение главной улицы, уводящей на дорогу в Варшаву.

Мы подъехали к большому дому, сверху над которым было написано «Кабакъ». Напротив, стоял большой двухэтажный дом со двором внутри, Михайло сказал, что это и есть постоялый двор Попова и что если вдруг я не найду друга, то могу остановиться там.

– Ну, что, глядишь свидемся ещё с тобой. А ты коль в Кобрине будешь вновь, то сходи к винодельне, да спроси там Михайло. Меня там все знают, – и он пожал мне руку и обнял меня, словно мы с ним за этот день успели подружиться. – Ну счастливо.

Я достал рюкзак из телеги и спрыгнул.

– Благодарю за всё, – сказал я на прощание.

Михайло уже стукнул лошадь вожжами и отъехал, но тут вдруг резко остановился и крикнул:

– Стой! У тебя хоть деньги, то есть?

– Нету, – ответил я. По крайне мере это было правдой, то, что у меня не было местных денег. А уж тем более местных денег 19 века.

Михайло спрыгнул с телеги, подошёл ко мне. Достал из кошелька, висевшего на поясе, две серебряные монеты и вновь пожимая мне руку передал их.

– Благодарю, – вновь ответил я.

– Да не за что. Считай заработал. Давай, удачи.

И теперь уже Михайло запрыгнул на телегу и точно уехал.

4

Когда я разжал кулак, то увидел в нём две серебренные монеты, на которых было написано «МОНЕТА РУБЛЬ», но в тот момент я еще не понимал, как много значат эти монеты. Но так, или иначе, я убрал их в карман.

Осознавая, что на улице уже изрядно похолодело, а никто из окружающих людей не оголяется так же сильно, как и я, то мной было решено хоть немного им соответствовать. Я достал из рюкзака спортивные штаны, кроссовки, кофту и куртку и надел их. Во время привала у реки я переоделся в тапки и бриджи. Сейчас же я вновь выглядел как гопник, если бы только у меня не было рюкзака, бороды и длинных волос. Я поставил рюкзак к стене кабака и сел на него.

Для начала я решил проверить, быть может всё же здесь есть связь, а где-нибудь в крепости стоит вышка. Но включив телефон, я сразу же понял, что ошибался в своих намерениях, ни малейшего намёка на связь не было. Но зато я пофотографировал то, что увидел, на память.

Отчаявшись, я выкурил ещё сигарету.

Затем я зашёл всё-таки в этот кабак. Контингент там и правда был дворянский. Все в пафосных одеждах. Преимущественно мужчины, но были и настолько разукрашенные дамы, что бросало в дрожь. К счастью, здесь были и официантки, при чём достаточно милые и не такие расфуфыренные, как светские леди. Я подошёл к барной стойки и сказал бармену: