Нежеланная
Шрифт:
Джованни улыбнулся. Он знал о том, что по протоколу рекомендуется избегать прямых вопросов, а чувства должны быть похоронены и забыты.
– У меня есть собственное мнение, – сказал он обтекаемо.
Малик кивнул.
– Мудрая стратегия, особенно для человека королевской крови, – глубокомысленно заметил он. – А как вам понравились ваши апартаменты?
Джованни улыбнулся. Он понял подтекст вопроса.
– Понравились – это мягко сказано.
Мужчины обменялись понимающими взглядами. Алекса слышала их разговор и возмущенно вскинула голову.
Мягко сказано? А что, если
Но она знала, как надо вести себя на королевском банкете – или, скорее, как нельзя себя вести, – и улыбнулась Лауре.
– Вы, наверное, нервничаете перед свадьбой?
Лаура бросила взгляд на Хавьера, но он был занят разговором с Джованни, обсуждая знаменитых скакунов шейха.
– Мне следовало бы нервничать, – призналась она Алексе, – ведь на свадьбу приедут представители королевских семей всего мира, не говоря уже о политиках и звездах кино, но… – ее голос затих, а глаза затуманились, – я так люблю Хавьера, что все это для меня не имеет никакого значения – мне хотелось бы остаться с ним вдвоем на безлюдном пляже, и больше ничего не нужно!
– Потрясающе! – вмешался Харьвер, который ясно услышал последнюю часть предложения. Он бросил на Алексу задорный взгляд. – Эту свадьбу называют самой пышной за последнее десятилетие, но теперь я понимаю, что нам следовало бы сбежать на Мальдивы!
Они пылали любовью друг к другу, и Алекса радовалась их счастью, но в то же время немного завидовала им. Она вспомнила свою собственную свадьбу, когда буквально витала на небесах, но все ее идеалистические мечты были разбиты реальностью. Алекса вздрогнула. Надо вернуться из прошлого в настоящее. Обед во дворце!
Им подавали блюдо за блюдом. Мясо и фрукты, инжир и сладости, и огромная рыба, приготовленная с изюмом, которую внесли двое слуг на золотом подносе.
Паоло вел себя за обедом прекрасно: взрослые уделяли ему много внимания, и он наслаждался этим. Но когда он потребовал, чтобы ему дали апельсин, и произнес капризным тоном: «Почисти мне его, мама!» – Алекса поняла, что мальчик устал.
– Я думаю, что ты уже наелся, дорогой, – сказала она мягко. – И тебе пора идти спать – у тебя сегодня был длинный день.
– Я не хочу идти спать!
Эта вспышка раздражения возникла оттого, что у мальчика было слишком много впечатлений, но щеки Алексы покраснели – она подумала, что Джованни может посчитать ее плохой матерью.
Однако на лице Джованни не было ни тени обвинения, хотя его черные глаза оставались непроницаемыми.
– Тебе помочь? – спросил он.
От этого простого вопроса у Алексы сжалось сердце. Такой вопрос задает нормальный муж своей жене, но ведь у них нет нормальных отношений, с горечью подумала она, и никогда не будет. Возможно, он спросил так потому, что находится на людях и понимает, что они оценивают его поведение и слова.
Знают ли другие об их ситуации, рассказал ли он о ней? Может, обрисовал ее жестокой распутницей? Но ведь Хавьер и другие обращались к ней с почтением, и она ощущала от этого растерянность.
Черный глаза Джованни по-прежнему вопросительно смотрели на нее, но Алекса покачала головой.
– Спасибо, я справлюсь. Спокойной ночи всем!
– Вы выглядите усталой, – сказала Лаура, нахмурившись.
– Я еле держусь на ногах, – призналась Алекса.
Может быть, Джованни засидится допоздна, разговаривая и выпивая с Хавьером и Маликом, и к тому времени, когда он придет, она будет уже крепко спать. И тогда он оставит ее в покое. Может быть.
Слуга провел ее через холодные мраморные коридоры в отведенные им апартаменты. Готовя Паоло ко сну, она попыталась избавиться от непрестанных тревожных вопросов, звучавших в ее голове, и заставила себя сконцентрироваться на мелких деталях. На отблеске лунного света на полу. На запахе роз, стоявших в хрустальных вазах. На тихом ветерке, качавшем ветку жасмина за окном. Как здесь хорошо, тоскливо подумала она, выдавливая зубную пасту на щетку Паоло.
Она зажгла ночник, и Паоло, укладываясь в постель, сонным голосом пробормотал:
– Спокойной ночи, мамочка.
Он уснул, едва коснувшись головой подушки. А что же оставалось делать ей?
У нее почти не было выбора. Она не хотела спать со своим мужем, но в то же время не сомневалась, что Джованни не собирается спать на диванчике в гостиной. Для них ведь была приготовлена роскошная кровать!
Она быстро разделась и достала длинную ночную рубашку, которую настоятельно вручила ей Тери вместе с комплектом из бюстгальтера и трусиков.
«Ночная рубашка и нижнее белье ни в коем случае не должны быть дешевыми, – сказала ее начальница и, когда Алекса отрицательно покачала головой, твердо добавила: – Возьми их, Лекс, это премия за хорошую работу».
Рубашка была атласной, украшена кружевами, но выглядела скромно. Поэтому, если ей надо будет встать среди ночи, у Джованни не будет повода обвинить ее в том, что она хочет соблазнить его.
Откинув назад свои золотистые волосы, она взяла подушку, расшитое покрывало и устроила себе импровизированную постель на диване. Забравшись в нее, она помолилась о том, чтобы к ней пришел утешительный сон.
В саду кричала какая-то ночная птица, лунный свет просачивался сквозь решетчатые ставни, наполняя тьму серебристой дымкой. Диван был жестковатым, подушка ужасно неудобная, но эмоциональные переживания Алексы были так велики, что сон мгновенно захватил ее в свои темные объятия.
Но как только ее веки сомкнулись, она вздрогнула, услышав в комнате тихий шум, и раскрыла глаза. Может быть, она почувствовала его присутствие или услышала его дыхание? Возле дивана стоял Джованни с изысканной серебряной лампой в руке.
На секунду ей показалось, что она видит сон. Его торс был обнаженным, а вокруг бедер повязан длинный кусок материи – золотисто-алый в свете лампы. Она видела, как он отставил лампу в сторону и развязал концы парчового полотна, опоясывавшего его бедра: оно с шелестом упало на пол. Он стоял перед ней совершенно голый, абсолютно не стесняясь своей наготы – и кто мог обвинить его в этом? В сумраке были видны его смуглые ноги, широкая мускулистая грудь, плоский живот. Он был образцом мужской красоты, подумала она, изнывая от желания.