Нежная дикарка
Шрифт:
— Тебе холодно? — Он вдруг привлек ее к себе и легонько провел рукой по ее волосам. — Если бы ты позволила, я бы мог тебя согреть.
— Не сомневаюсь. — Она постаралась сказать это как можно беззаботнее, но, когда он, едва касаясь, обвел пальцем контур ее губ, на лице у него было такое выражение, что у Келси перехватило дыхание.
— Твои губки просто молят о поцелуе. Тебе об этом известно?
От звука его низкого, сочного голоса сердце у нее забилось еще сильнее, а кровь в жилах просто закипела. Она открыла рот, чтобы ответить, но он быстро наклонился и приник к ее губам жгучим
— Ммм… — пробасил он, подняв голову, — пчелка дает мед.
Ей больше не было холодно.
— Маршалл?..
— Нет. — Он приложил палец к ее губам. — Ни слова. Разговоры нас до добра не доводят. Я поведу, а ты следуй за мной.
Именно шутка, а не его ласки, вдруг подхлестнула ее мысль, когда он снова привлек ее к себе и покрыл ее губы короткими жадными поцелуями. Она его любит! Его губы выделывали что-то невероятное с ее ушами и шеей, ее тело слепо отвечало, и теперь она с ужасающей ясностью поняла, что, сама того не сознавая, любит его уже долгие годы. Вот почему ласки других мужчин никогда не зажигали огня в ее крови, между тем как от одного лишь взгляда этих сверкающих карих глаз у нее подкашивались ноги. Какая слепота! Какая идиотская, опасная слепота — влюбиться не в кого-нибудь, а именно в него!
Он не должен догадываться о ее чувствах; этого унижения ей не вынести. Она совершила эту страшную глупость — согласилась провести ближайшие шесть месяцев в непосредственной близости от этого ужасного человека, который чувствует к ней не более чем легкое расположение, основанное главным образом на сильном физическом влечении, и, насколько ей известно, за ним гоняется целый табун опытных в любовных делах женщин, способных дать ему куда больше, чем она, и все они с превеликой охотой согласятся провести с ним время. Поцелуй затянулся, и она почувствовала, как напрягаются кончики ее грудей, прижатых к его стальному торсу.
— Маршалл, пожалуйста! — Келси резко отстранилась, но теперь, когда рядом не было тепла его тела, она, как ни странно, почувствовала себя в чем-то обделенной.
С деланно-сокрушенным видом он уронил руки по швам.
— Знаю, знаю, нас ничто не связывает. Но ты ведь такая соблазнительная, сладкая моя.
Ласковое имя, начинавшее уже входить в привычку, резануло ее слух как ножом. Если бы только все это было по-настоящему! Но он всего лишь предложил, как ему казалось, достойный выход из сложной ситуации, отлично зная, что в конце обговоренного времени она исчезнет из его жизни безо всяких осложнений и с минимумом потерь.
На обратном пути она была очень подавлена и не раз чувствовала на себе его внимательный взгляд; говорил он очень мало, ограничиваясь общими фразами, на которые она отвечала односложно. Когда они подъехали к ее дому, уже стемнело и переменчивая погода преподнесла приятный сюрприз: на очистившемся от туч ясном небе сияли звезды, а воздух после грозы был прохладен и чист.
— Через неделю мы вылетаем. — Она бросила на него испуганный взгляд, и он ответил привычной сардонической улыбкой. — Ну-ну, Келси, глядишь, все и образуется. Я давно заметил: если что-нибудь волей-неволей приходится выносить долгое время, постепенно к нему привыкаешь, и оно
— Я все еще не могу поверить, что это не сон. — Вид у нее был совершенно беспомощный: теперь, когда она разобралась в своих чувствах, в его присутствии у нее слова застревали в горле.
— Возможно, вот это хоть немного убедит тебя в обратном, — сухо ответил он, вынимая из кармана маленький бархатный футляр. — Я хотел отдать это раньше, но к тебе было просто невозможно подступиться.
Она взяла футляр; в темно-желтой глубине ее расширенных глаз пряталось беспокойство.
— Открой, он тебя не укусит, — повелительным тоном произнес Маршалл; в его голосе вновь сквозило раздражение.
— Нет-нет, Маршалл, я не могу это принять! — запротестовала Келси, едва подняв крышку и увидев лежавшее в футляре сверкающее чудо. Кольцо было потрясающе красивым и, без сомнения, баснословно дорогим: три крупных бриллианта в витой золотой оправе. — Оно слишком дорогое. — Она отодвинула футляр от себя, и его лицо потемнело.
— Почему это среди всех моих знакомых женского пола ты единственная, кто поднимает шум всякий раз, лишь стоит мне сделать маленький подарок? — холодно спросил он, демонстрируя свою неизменную выдержку.
— И это ты тоже называешь “маленький подарок”? — Она дотронулась до крошечной брошки-пчелки, которую, одеваясь утром, приколола к джемперу. — Да это моя зарплата за несколько месяцев. — Она не будет его игрушкой! Пусть не надеется.
— Едва ли. — Его голос был по-прежнему спокоен. — А кольцо тебе придется принять, Келси. Если так тебе будет спокойнее, считай, что это просто необходимый реквизит в том маленьком спектакле, который мы разыгрываем.
— Какое там “спокойнее”! — Она бросила на него сердитый взгляд. — Неужели ты не мог подыскать что-нибудь подешевле? Теперь я все время буду дрожать, что потеряю его и не смогу вернуть.
— Кто сказал, что его нужно возвращать? — На этот раз звучавшее в его голосе раздражение переросло в гнев. — Пропади все пропадом, Келси, это кольцо — подарок. Тебе, и только тебе, решать, что с ним делать, когда мы расстанемся: можешь продать, можешь оставить себе, но оно твое. Понятно? — Он угрюмо положил футляр ей на колени и с силой придавил рукой.
Глядя на футляр, Келси молча втянула в себя воздух. В эту минуту ей больше всего хотелось умолять его избавить ее от этой ужасной ошибки, но это был бы губительный шаг, и поэтому, придав лицу как можно более бесстрастное выражение, она спокойно кивнула.
— Право, это очень любезно с твоей стороны, Маршалл. Не понимаю, почему ты доставляешь себе столько хлопот.
— Об этом мы уже говорили, — отрезал он. — А теперь надень эту ерундовину на средний палец левой руки, и дело с концом. Должен заметить: покупая кольцо, я не предполагал, что мне придется заставлять тебя надевать его силой. — Судя по голосу, он был крайне раздражен, и, глубоко вздохнув, она надела кольцо и протянула ему руку.
— Ну как? — Кольцо непривычно сжимало палец.