Нежная месть
Шрифт:
Некоторые вещи не стоит говорить никому.
К вечеру Марина уже и не вспомнила о ссоре. Телефонный звонок Ларисы был неожиданным.
– Не спишь? Сердишься?
– На что? – поинтересовалась Марина.
Но Лариска не стала терять время на объяснения. Ее распирало от эмоций:
– Слушай, у меня такая новость, такая новость, сейчас упадешь! В тебя Мишка втюрился.
– Кто?
– Миша! Да ты что, не врубаешься? Тот самый зазнайка-красавчик. Он ко мне сейчас заходил. Он в патруле, вот и вырвался на минутку, и всё о тебе выспрашивал – кто да что. В общем, он записочку оставил, просил обязательно передать, забежишь?
Марина недоумевала. С какой стати она побежит за записочкой от какого-то Миши:
– Ларис, у меня дел полно. Давай, если завтра будет время, я после школы к тебе в магазин зайду. Мне как раз по дороге.
– Подруга, ну ты даешь. Да я умру до завтра.
– От чего? – не поняла Марина.
– От любопытства! Он что, тебе совсем не понравился? – разочарованно протянула Лариса. – За ним самые красивые девчонки из нашего торгового техникума бегают. Если бы он на мою однокурсницу Юльку внимание обратил, она не то что бы в соседний подъезд побежала, а на другой конец города – и не раздумывая. Признаюсь, если бы у Мишки был папа генерал, и я бы в галоп пустилась.
– А как же Сергей? – наивно спросила Марина.
– Сергей – это голый расчет. Никаких чувств. А вот Мишка… – Лариса даже причмокнула.
Марина представила, как Лариса облизывается, как голодная кошка, выслеживающая жертву.
– Не понимаю, – передернула плечами и повесила трубку.
За запиской Марина не пошла ни завтра, ни через неделю. И только в субботу, когда наступило очередное Ларисино занятие по английскому языку, смогла встретиться с подругой. К тому времени текст записки стал не актуален, так как время назначенного свидания безнадежно устарело.
Глава 3. Правда жизни
Многие, в том числе и мама, не понимали, что может быть общего у серьезной и рассудительной Марины с экзальтированной Ларисой. И причина была не в возрасте, хотя Лариса уже закончила десятилетку и заочно училась в торговом техникуме, работала. Просто они были разные.
Рядом с подругой Марина чувствовала себя инопланетянкой из другой галактики. Она жила в мире «так положено, так надо», а Лариса, считавшая, что правил придерживаются только простаки, обитала в нравственной невесомости.
Кукольная внешность, миниатюрные размеры, наивный взгляд и вкрадчивые повадки совсем не мешали Ларисе быть приземленно-расчетливой. У нее была удивительная способность приспосабливаться к любым условиям.
И если ангельская внешность и беззащитность Ларисы вводили окружающих в заблуждение, то для Марины подруга была как открытая книга. Но ее не отталкивала и не возмущала беспринципность Ларисы. Цель служила всему оправданием. Цель – жить по-другому, вот что их связывало прочнее, чем канат. Вот откуда было это взаимопонимание.
Кроме того, дружба с Ларисой давала возможность сбежать из серого мрака в сытый беззаботный мир. Хотя бы на час, после очередного урока английского.
Ларисин отец был крупной шишкой на металлургическом заводе. Жили они в просторной квартире, в которой кухня была больше, чем всё Маринкино жилье. Открывая тяжелую дверь, на которой сияла табличка с фамилией, Марина попадала в широкую прихожую, застланную мягким ковром, а из кухни тянуло запахом свежей выпечки и ванили.
Улыбчивую Настасью Петровну, хлопотавшую по хозяйству, все называли Бабулей. Марина по наивности полагала, что она родная бабушка Ларисы. И удивлялась ее чуткости. Бабуля моментально исчезала из кухни, где собиралась молодежь. Не лезла с советами, наставлениями, не проявляла любопытства, которым страдали даже посторонние старушки, сидящие на скамейке перед подъездом.
Решив сделать подруге приятное, Марина сказала Ларисе, как ей повезло с бабушкой.
– Бабушкой? – переспросила Лариса, а потом долго хохотала.
– Отец этой бабушке зарплату платит! Еще бы не прогибалась. Получает, как сталевар, живет в отдельной комнате, ест бесплатно, а по факту – прислуга, понимаешь? А бабушкой зовем для конспирации. Не положено у нас слуг иметь.
– Как же так? – была поражена Марина.
В ее представлении быть прислугой – это унизительно. Это как раб! И в нашей стране слуг нет.
– Вам что, полы помыть трудно? Или суп сварить? У тебя же мама не работает.
Лариса опять залилась колокольчиком:
– Ты видела хоть раз мою маму с грязной тряпкой в руках?
Марина представила гордую холеную Эльвиру Викторовну: с неизменной укладкой, шикарным маникюром, в шелковом кружевном халате… И вот эта барыня ползает на коленях в прихожей. Ей самой стало смешно. Нелепая получилась картинка.
Но всё в ней протестовало против этого открытия. Ведь не удивлялась она, видя, как ее мать моет полы?!
– Нет! Это неправильно! – твердила Марина, чувствуя в своих словах скрытую фальшь.
– А давай рассуждать, – примирительно сменила тон Лариса. – Стирать, мыть, готовить – это, по-твоему, труд?
– Это все женщины дома делают! Бесплатно!
– Ну и дуры! – засмеялась Лариса. – А повар? Прачка?
– Да, это труд, – Марина не поняла, куда клонит подруга.
– И если бы Бабуля пекла пирожки в школьной столовой – это тебя бы не возмутило?
Марина задумалась. Но придраться было не к чему.
– Нет.
– Хорошо. Хоть в одном договорились. А то, что каждый труд в нашей стране почетен, – верно?
– Да, – согласилась Марина, понимая, что сейчас Лариска ее и добьет.
– Значит, то, что делает у нас дома Бабуля, – это труд и почетно! – с торжеством подвела черту подруга. – Получается, тебя бесит не то, что Бабуля делает, а где! Если бы Бабулины пирожки лопала ты в школьной столовой – это было бы правильно. А когда эти пирожки ест моя семья – это рабство? А спроси тогда у Настасьи Петровны, почему она вместо школьной столовой работает у нас?