Нежное пламя
Шрифт:
Марии было немногим более двадцати лет. Она была темноволосой и крепко сложенной, много работала, быстро и аккуратно, но в ней совсем не было нежности, потому что она выросла отнюдь не в атмосфере любви. Она почти равнодушно приняла свою пищу и так же монотонно говорила. Да, ей нравится здесь, и скоро она пошлет за своими тремя мальчиками. В глазах ее не было любви, когда она говорила о своих детях. Она неплохо объяснялась по-английски, потому что служила в Турине в английской семье вплоть до своего замужества. Но Викки не находила ее привлекательной.
После обеда Викки
— Может быть, вы заедете в город, — спросила мадам Жассерон, — когда закончите со своими покупками? Мне нужно еще шерсти для одеяла, которое я вяжу для малыша, а ее можно купить только в магазине «Монмер».
Итак, Викки завела Сару и отправилась в город, по дороге захватив Марию, — та попросила подбросить ее домой. Высадив итальянку, она поехала дальше. Сара была в гораздо лучшем расположении духа после посещения гаража. Вокруг повсюду цвели мимозы, и солнце сияло, хотя, конечно, не так ярко, как летом. Летом никто не ездил за покупками, потому что магазины были закрыты, а ставни на домах задвинуты — люди спасались от жары. В полях плуги стояли без движения, а быки и ослики отдыхали в своих стойлах.
Жизнь здесь протекала приятно, но неспешно. Для женщины общительного типа, подумала Викки, здесь было бы не очень весело. Вот и про месье Жассерона можно было сказать, что он хороший человек, но скучноватый. Но в то же время те, кто знал месье Жассерона поближе, отмечали его чувство юмора и обаяние. А с тех пор как появилась новость о ребенке, он вообще сбросил несколько лет. Он хорошо пел — у него был неплохой баритон, который, правда, в последние годы не был слышен, потому что месье Жассерон постоянно чувствовал грусть своей жены из-за отсутствия у них детей. Он хорошо питался — ел продукты, получаемые на ферме, пил розовое вино собственного производства. И сейчас в отдельные веселые моменты даже вальсировал с мадам по кухне, пока они не падали на стулья, счастливые оттого, что Викки смотрела на них. Мадам извинялась за его поведение, а Викки при виде их счастья чувствовала себя лишней и потерянной.
Ее поток мыслей грубо оборвали рабочие, ехавшие за ней на грузовике, которых она, видимо, задерживала на узкой дороге.
— Добрый день, мадемуазель! — прокричали они, проезжая мимо.
— Добрый день, месье! — ответила она.
Сара неохотно уступила им дорогу, посторонившись, — она, несомненно, помнила о том, как сама соскользнула в кювет, когда месье Жассерон вез на ней свои продукты на рынок.
Викки посмотрела, как грузовик исчез за поворотом дороги, которая долгое время знала в качестве транспорта только мулов да осликов. С тех пор же как все больше людей начали стремиться к теплу и солнцу, самые узкие дороги страны начали привыкать к звукам грузовиков и джипов.
В деревенском магазине все подробно расспрашивали Викки о мадам Жассерон. Родила ли она? Нет? Чувствует себя не очень хорошо? Может быть, это связано отчасти с переменой погоды? Ну что же, добродушно пожимали плечами француженки, это ведь естественно в ее возрасте. Все ей сочувствовали.
Хозяйка булочной послала мадам Жассерон большой яблочный пирог. Мадам в аптеке, куда Викки пришла с рецептами, попросила передать ей клубничные листья для чая.
— Этот чай великолепно помогает расслабить мускулы во время родов, — сказала Викки подруга мадам Жассерон.
Месье из цветочного магазина, который торговал только самыми дорогими цветами, послал ей букет из красных гвоздик и папоротника. И так как Викки, такая молодая и милая, покраснела, принимая этот подарок, он преподнес ей полураспустившуюся розу.
Какие же они все удивительно добрые и внимательные люди, думала Викки, направляясь к Саре со своими покупками и подарками. Не было ни одного злого или едкого замечания по поводу положения мадам Жассерон и ее маленького чуда, все только выражали искреннее желание помочь и сочувствовали ей.
Город находился вблизи от деревни. Дорога к нему медленно поднималась вверх, но вот на горе показалась полоса оштукатуренных каменных домов. На площади листья падали с платанов на пустые булыжники. Резкий звук ударяющихся друг о друга металлических шаров подсказал ей, что обитатели города находятся на площади перед мэрией и заняты игрой в шары — излюбленным занятием французов.
Услышав возглас «Браво, Жерар!», она вытянула шею и увидела Джерарда Стендона. Она посмотрела, как он изящно поклонился в ответ на еще один взрыв аплодисментов. Когда игра была закончена, он подошел к ней; казалось, был очень рад встрече.
— Пойдем в бар, выпьем, — сказал он и, взяв девушку под руку, легко двинулся через площадь.
Викки согласилась на стакан местного красного вина и нашла его исключительно вкусным.
Джерард поднял свой стакан:
— Как местные говорят, за здоровье!
— Вы что, проводите весь день за игрой в шары? — улыбнулась Викки. — Похоже, что у вас здесь много друзей!
— Боже мой, нет! Помимо научных сочинений я пишу общеобразовательные книги для детей. Я нахожу, что это прекрасный способ отдохнуть от моих серьезных работ. — Он задумчиво посмотрел на нее.
— В чем дело? У меня испачкан нос? — спросила она, беспокойно заерзав под его изучающим взглядом
Он ухмыльнулся:
— Мне просто интересно, что бы вы сказали если бы вам предложили здесь временную работу? Мне сейчас требуется машинистка. У меня горы материалов. Ну как?
Она покачала головой:
— Я, вероятно, не смогу оставить мадам Жассерон, хотя хотела бы вам помочь. — Она помолчала, затем пробормотала: — Не лучше ли вам работать вместо того, чтобы гонять шары?
— Лучше, но это был важный матч, и потом, мне нравится это общество.
Викки заметила двоих обладателей очень английских усов среди посетителей бара.
— Я вижу, что несколько англичан разделяют ваше увлечение шарами.
— Один, с роскошными усами, — отставной американский полковник. Его приятель — бывший английский. летчик. Здесь вы не встретите ни Робера, ни Ги. Ги не сноб, но ему просто не подобает играть в шары с крестьянами. Робер до своей женитьбы был очень занят на ферме, чтобы иметь возможность часто бывать а городе. Он приезжал, разве только чтобы постричься.