Нежный ангел
Шрифт:
Покалывание усилилось, перемещаясь вниз по позвоночнику, ее охватило волшебное ожидание и любопытство.
Ей было интересно, что она увидит в его глазах, если сейчас посмотрит на него. Ей хотелось знать, что произойдет, если она повернется к нему. Ее интересовало, что она сделает, если он положит руку ей на плечо, или коснется ее волос, или наклонится, придвинувшись к ней, и слегка коснется губами ее шеи. Ночь была сказочной, и Адам был частью этой сказки, и она не хотела больше задавать себе вопросы.
Но она не
— Вам не кажется, что папа выглядит теперь намного лучше? Я беспокоилась, что поездка слишком утомит его, но я думаю, что пребывание здесь принесло ему больше пользы, чем любое лечение.
Адам ничего не ответил, выражая этим свою неуверенность, а Энджел была слишком возбуждена, чтобы верно истолковать непонятную паузу.
— Надеюсь, он не переутомился сегодня вечером. Я думал завтра нанять экипаж и съездить к океану, — сказал он.
Энджел повернулась к нему, ее глаза сияли.
— Ах, Адам, правда? Это будет просто замечательно!
— Я же вам обещал, — напомнил он, и в его взгляде была такая нежность, ласка и доброта, что она опустила глаза и покраснела.
Потому что если бы она посмотрела на него чуть дольше, если бы она позволила этой тихой, ласкающей душу улыбке держать ее в плену хотя бы еще одну секунду, все бы изменилось. И это пугало ее.
— Тогда, думаю, мне лучше пойти спать. Завтра предстоит трудный день, — промолвила она.
— Я провожу вас.
— Нет, — торопливо отказалась она. — Оставайтесь здесь и курите, или что вы там хотите еще делать. Увидимся завтра утром.
Адам не возражал, когда она стремительной походкой направилась в холл.
Ей хотелось оглянуться и еще раз поблагодарить его за чудесный вечер, который он ей подарил. Она даже замедлила шаг и начала поворачиваться назад, но в последнюю секунду остановила себя, быстро поднялась по ступенькам, и пока не скрылась в своем номере, она чувствовала на себе его взгляд.
Энджел нарядилась в свое новое желтое платье, надела шляпку с кружевом и тюлем, а в ее руках, затянутых в перчатки, красовался изящный зонтик. Когда она проходила по холлу, люди смотрели на нее так, как будто она была важной персоной, дамой с положением, и на эти восхищенные взгляды она отвечала небрежным кивком, так, как это делали знатные дамы, которых она встречала на улице. Но в ее душе вертели сальто маленькие невидимые светлячки радости, и она думала: «Вот как все должно быть. Вот для чего я рождена».
И как бы она сейчас желала, чтобы та метиска с темными глазами, которая ее родила, увидела ее триумф! Дело в том, что она была уверена, что через некоторое время сможет оплатить свою поездку в Нью-Мексико в собственном, персональном купе, украшенном красным с золотом, с двумя слугами, ухаживающими за ней не за страх, а за совесть, и тогда она сможет пригласить мисс Консуэло — как-там-вас-зовут — на чай, и она даже не будет плевать ей в лицо, потому что важные дамы, дамы со средствами, могут позволить себе быть снисходительными.
Она грезила наяву, видения, проплывающие в ее голове, заставляли ее глаза сиять, и лицо ее горело от предвкушения, и, рисуя картины в своем воображении, она чуть не засмеялась от удовольствия. Все ее мечты сбывались — почему бы не сбыться и этой мечте? Оглушительный триумф ее первого вечера в Сан-Франциско, как пузырьки шампанского, будоражил ей кровь, а утро оказалось ясным и безоблачным. Сегодня они наконец-то увидят океан. Наконец-то они и вправду ступят на золотистый берег, и услышат шум волн, и увидят, как солнце сверкает на поверхности воды.
Она своими глазами увидит все то, о чем ее папа рассказывал ей всю ее жизнь, но во что она в глубине души никогда не верила, и теперь она наконец узнает это на собственном опыте. Она узнает все это и узнает гораздо больше, а… она еще даже не продала крест.
Но когда она вышла на улицу, где около экипажа ее уже ждали Адам и Джереми, в ее бьющую ключом радость закралась тень тревоги, угрожая испортить ей праздник. Джереми уже с утра выглядел усталым, его кожа была болезненного сероватого оттенка, и, когда он взял ее руку, чтобы пожать ее, его рука оказалась холодной и дрожала. Теплый свет, который всегда появлялся в его глазах, когда он ее видел, стал тусклым, как будто этот свет заслонял туман.
— Папа, — произнесла она озабоченно, — не стоит сегодня никуда ехать. Вчера ты поздно лег спать, и…
— Чепуха! — Сила, с какой он произнес это слово, вызвала приступ кашля, и его плечи затряслись. Он сжал ее руку. — Я полжизни мечтал показать моей девочке океан, и сегодня наконец этот день настал. Ничто не заставит меня отступить.
В его словах слышалась такая отчаянная решимость, что это испугало Энджел.
— Но…
Адам слегка тронул ее за руку.
— Нам лучше отправиться в путь до того, как станет слишком жарко.
Она взглянула на него, чтобы возразить, но слова замерли у нее на устах. Его пристальный взгляд, устремленный на нее, был тверди, казалось, нес какое-то молчаливое послание — не просьбу, а приказ. Оба мужчины, каждый по-своему, объединились против нее, и сегодня ей придется им уступить.
А затем Адам ей улыбнулся:
— Вы в это утро очень хороши. Ведь правда, сэр?
— Да, — согласился Джереми, и в его глаза стало возвращаться знакомое сияние, которое было достаточно убедительным, чтобы Энджел забыла о том, каким слабым он выглядел. — Такая же хорошенькая, как будто вышла из витрины магазина. Разве это будет не безобразие не взять ее на прогулку и не похвастаться ею перед всеми?