Нежный наставник

Шоун Робин

— Да.

Она протянула ему руку, затянутую в перчатку.

— Пойдемте танцевать?

От нахлынувших чувств у Рамиэля все сжалось внутри. Он испытывал одновременно и облегчение, и сожаление, и триумф.

Рамиэль подставил свою руку Элизабет, запоздалый жест, призванный соблюсти приличия и хоть как-то противостоять слухам, которые уже поползли после открытого столкновения между канцлером казначейства и лордом Сафиром. Рамиэль чувствовал на себе взгляды окружающих и слышал перешептывание

за своей спиной.

Будь Петре хорошим политиком, он бы вежливо согласился отпустить Элизабет на танец, тем самым избавив себя и ее от публичного скандала. Вместо этого он превратил свою жену в мишень для сплетен.

Но инцидент мог послужить и хорошим уроком для Элизабет. Познав горький вкус скандальной известности сейчас, в будущем она сможет, легче к этому относиться. Что бы Рамиэль ни делал, о нем всегда будут сплетничать в обществе. О его незаконном рождении, об арабском происхождении и ненасытном сексуальном аппетите.

О его женщине.

Подведя Элизабет к танцующим парам, Рамиэль взял ее за правую руку, обхватив другой рукой за талию, на этот раз уже не так туго затянутую в корсет. Элизабет положила левую руку ему на плечо. Сосчитав мысленно до трех, он закружил свою даму в вальсе.

Рамиэль окинул взглядом красное платье Элизабет, которое с трудом сдерживало пышные формы. Он тут же вспомнил, какой округлой была ее грудь и какими твердыми казались соски под влажным шелком халата в гостиной у матери.

— У вас действительно потрясающая грудь. Но по тому, как Элизабет закусила губу, Рамиэль понял, что она его не слушает.

— Кто такие уранианцы, лорд Сафир, и почему упоминание о них так расстроило моего мужа?

Рамиэль мог сказать ей правду, и она была бы свободна. Но он не хотел, чтобы Элизабет решила для себя, что лучше уж незаконнорожденный, чем муж вроде Эдварда Петре.

— Как я уже сказал раньше, это просто общество молодых поэтов.

— Молодых… в том смысле, что… юных?

Дьявольщина, как она проницательна! Но Эдварду нравились отнюдь не юные девушки.

— Молодые… в смысле еще не признанные.

Элизабет опустила голову, предоставив Рамиэлю любоваться ее огненно-рыжими волосами.

— Ваша мать отослала вас в Аравию, когда вам едва исполнилось двенадцать лет.

Рамиэлю пришлось плотнее прижаться к молодой женщине, чтобы расслышать ее слова. Волосы Элизабет легко коснулись его щеки, напомнив прикосновение шелка.

— Да.

— Вы скучали по Англии?

Рамиэль понимал, что в этот момент она представляла себя на месте его матери, отсылающей своих сыновей в далекую неизведанную страну. Она не догадывалась, что ее боль при расставании окажется гораздо глубже, чем у ее детей.

— Пожалуй, с месяц, — лаконично ответил Рамиэль. Элизабет подняла глаза. Она смотрела на него снизу вверх с явным недоверием.

— Всего лишь месяц?

— У вас двое сыновей. Вам должно быть известно, что представляют собой мальчишки. Когда отец подарил мне скакуна, я понял, что солнце и песок могут доставлять удовольствие.

— Я содрогаюсь при мысли о том, что вы испытали, когда отец подарил вам целый гарем, — холодно заметила Элизабет, чьи материнские инстинкты были оскорблены непостоянством детской любви.

Рамиэль негромко рассмеялся и прижал к себе Элизабет так плотно, что на какое-то мгновение его нога оказалась между ног партнерши. Живот Элизабет касался паха Рамиэля.

— Я с удовольствием вам это продемонстрирую.

— А в Аравии растут ирисы?

Его пальцы сильнее сжали маленькую ручку Элизабет. Он даже почувствовал тонкие кости, скрытые под шелковой кожей и нежной плотью женщины.

— Розовые ирисы, — пробормотал он осипшим голосом, вдыхая чистый, не испорченный духами аромат ее волос и тела. — С шелковыми лепестками, которые становятся горячими и влажными.

Элизабет резко остановилась. Она посмотрела на Рамиэля широко распахнутыми карими глазами, полными желания. Казалось, она хотела испытать все, что обещал ей этот человек, и в ответ подарить ему все, что он может пожелать от женщины.

— Мой дом ждет вас. Позвольте мне показать вам, как можно любить.

Рука Элизабет, покоившаяся на плече Рамиэля, инстинктивно сжалась. Желание, которым только что светились ее глаза, исчезло.

Он слишком много сказал и слишком рано.

Резко убрав руку с его плеча, Элизабет отступила на шаг и присела в реверансе.

— Танец закончился, лорд Сафир. Благодарю вас.

И повернулась к нему спиной — в который раз.

Рамиэль, прислонившись к стене, мрачно наблюдал, как удаляющаяся фигура Элизабет смешивается с толпой. Слухи уже распространились по всему залу, и мужчины наперебой приглашали миссис Петре на следующий танец. Престарелые компаньонки демонстративно загораживали своими телами юных воспитанниц, когда Элизабет проходила мимо.

Перевалило за полночь, когда над танцующими парами раздался взрыв смеха. Рамиэль выпрямился. Он слишком хорошо знал этот смех и не мог допустить, чтобы Элизабет досаждали мужчины вроде лорда Хиндваля. Еще один недопустимый промах в поведении Эдварда Петре. Он обладал правом и привилегией защищать свою жену, но не сделал этого; вмешательство же Рамиэля лишь ухудшит ее положение в глазах общества.

Поравнявшись с Элизабет, он увидел, как лицо Хиндваля побагровело. Семидесятивосьмилетний повеса неожиданно резко повернулся и пошел прочь с гордо выпрямленной спиной.