Незнакомец
Шрифт:
Прошло еще полгода, у Юто тогда как раз заканчивались летние каникулы.
В тот день тоже шел сильный дождь, в районе трех часов в магазин вошел Дайскэ.
Густые грозовые облака накрыли город, Риэ каждый раз вздрагивала, когда после вспышки молнии разносились грохочущие раскаты.
Когда он открыл дверь, внутрь ворвался стрекот цикад, поющих среди зелени деревьев вдоль улицы, вместе с тяжелым жарким воздухом, но дверь сразу же закрылась.
В этот раз Окумура опять пряталась в магазине от дождя, коротая время за болтовней с матерью Риэ. Она сидела на стуле и ела паровую булочку – мандзю.
– А
Казалось, что он удивился вопросу, но через мгновение с улыбкой ответил:
– Да.
– Мой покупатель рассказывал, что видел, как вы рисовали пейзажи. На лужайке у реки Хитоцусэ. Это ведь вы были? Наверное, у вас уже много зарисовок скопилось?
Дайскэ лишь слегка кивнул, улыбаясь ей в ответ.
– Покажите нам в следующий раз, когда здесь будете. Риэ-тян, ты ведь тоже хочешь посмотреть, правда?
Риэ поняла, что Окумура просит его об этом не просто из любопытства, а чтобы что-то выведать об этом неизвестном посетителе. И сразу же явственно вспомнила, как в подростковом возрасте ей хотелось сбежать из этого тихого провинциального городка, который она должна была любить.
Она почувствовала себя виноватой перед этим молчаливым человеком, их постоянным покупателем, который специально переехал в тихий городок.
– Тетя Окумура, вы ставите нашего покупателя в неловкое положение. Простите, не обращайте внимания. Ждем вас вновь за покупками.
– Ничего страшного. Мои работы вряд ли достаточно хороши, чтобы кому-то показывать…
С этими словами он, как и в прошлые разы, быстро вышел из магазина.
Окумура с улыбкой посмотрела на Риэ и ее мать.
Глава 2
Риэ подумала: «А вдруг этот человек больше не придет?» И от этой мысли ей стало как-то тоскливо.
И причина была не в том, что она больше не сможет его встретить. По крайней мере, в тот момент. Ей стало просто жаль, что из-за неосторожных слов соседки этот одинокий с виду человек, может быть, уедет из их города. Такое же грустное чувство испытываешь, когда кто-то случайно роняет очень ценный и хрупкий предмет, которым ты всегда дорожил, боясь сломать.
Но вопреки ее опасениям, он пришел и на следующей неделе, как всегда один, вечером буднего дня. Наверное, он тоже догадывался о тех разговорах, которые за его спиной вели местные.
– Вот здесь… – С этими словами Дайскэ протянул Риэ два альбома с рисунками. Видимо, он повсюду носил их с собой, потому что края зеленых обложек совсем затерлись.
Мать Риэ ушла, в магазине покупателей больше не было, они остались вдвоем.
– Вы принесли их мне? – с улыбкой спросила Риэ.
Она открыла альбом, на первой странице был пейзаж острова Аосима в префектуре Миядзаки. Каменистый пляж, напоминающий подернутое рябью море, как называют его местные – «Чертовкина доска для стирки» [6] , врата-тории святилища Аосима и морская гладь, в которой отражалось высокое голубое небо с линией морского горизонта вдали.
6
Природный феномен острова Аосима. Ряды скал получили такое название из-за сходства со старинными деревянными досками для стирки
Риэ подняла голову и посмотрела на постоянного покупателя, чьего имени пока не знала. Он стоял все с тем же строгим выражением на лице. Кажется, он попытался улыбнуться, дрогнул мускул на лице, но улыбки не вышло.
Риэ перелистывала страницу за страницей: та самая река Хитоцусэ и парк, дамба на окраине города, древний курган с вишнями в полном цвету… Каких только зарисовок здесь не было – от туристических достопримечательностей, где было не удивительно встретить приезжих из других краев, до самых обычных видов, которые вряд ли привлекли бы внимание местных, хотя для гостей, вероятно, выглядели необычно. В альбоме были и черно-белые скетчи, и акварельные цветные наброски.
Особенного мастерства в его работах не было, но и плохим рисование было не назвать. Риэ вспомнила рисунки одноклассника, который лучше всех рисовал в их классе.
Большинство людей рисуют на уроках труда или рисования в начальной школе, а потом бросают это занятие. Возможно, любой взрослый, получивший вдруг кисть и бумагу в руки, нарисовал бы примерно так, как и этот человек, словно его мастерство совсем не развивалось со школьных времен.
Однако он продолжал рисовать, в то время как остальные нет. Возможно, его мастерство не совершенствовалось, но он все равно с упорством продолжал рисовать. Назовите это хоть взрослением, хоть старением, но разве у большинства людей возраст позволяет и дальше заниматься такими детскими забавами?
Ведь он был взрослым человеком лет тридцати пяти – наверное, одного возраста с Риэ – и продолжал рисовать беззаботные картинки, и не просто одну ради забавы, он молча изрисовывал один блокнот за другим. Риэ это глубоко тронуло.
Неужели, когда он смотрел на мир, тот казался ему таким незамутненным? Интересно, какова была жизнь у этого человека, раз он может спокойно принять такую реальность?
Риэ минут пятнадцать неторопливо перелистывала страницы. Она надеялась, что никто из покупателей больше не придет.
В итоге ее взгляд упал на рисунок в конце второго блокнота. На нем было здание автобусной станции, откуда она каждый день в школьные годы добиралась до Миядзаки.
Теперь она частенько проходила мимо станции, но почему-то, именно взглянув на рисунок, на глаза вдруг навернулись слезы. Она даже удивилась своей реакции.
Потом она еще несколько раз задавалась вопросом, почему заплакала в тот момент.
Риэ пришла к выводу, что причина – в ее тяжелом эмоциональном состоянии. Словно бы не только боль после смерти Рё и отца, но и все проблемы, которые незаметно накапливались после возвращения в родной город, из-за нескольких последних капель вдруг вырвались наружу, разорвав внешнюю оболочку.
Когда она, еще школьница, сидела в зале на станции и ждала автобуса в Миядзаки, она и представить себе не могла, что когда-то в будущем уедет в Йокогаму, найдет там работу, выйдет замуж, родит двоих детей, одного из которых потеряет в младенчестве, а затем разведется и вернется в родной город.
Прошло пятнадцать лет с тех пор, но этот рисунок прозрачной акварелью изображал здание станции именно таким, каким оно сохранилось в ее памяти. Единственное отличие заключалось в том, что там больше не было девочки-подростка в школьной форме.