Незнакомка из Пейроля
Шрифт:
– Я люблю экзотику, а твой чердак – настоящая пещера Али-Бабы. Если этот пуф почистить и натереть кремом, он будет прекрасно смотреться!
Весь день они передвигали мебель, пытаясь найти для нее наилучшее место.
– Я так рада, что ты пригласила меня сюда жить, – чуть ли не в десятый раз повторила Аврора.
Эта идея пришла им в голову одновременно, когда они обедали в пиццерии и рассказывали друг другу о своей жизни. Аврора с трудом сводила концы с концами, пытаясь погасить долг в банке. Она была транжирой, фантазеркой и мечтательницей, поэтому не умела распределять свой бюджет, и оплата долга превратилась
Аврора, перебравшись в Пейроль, пребывала словно в эйфории. Этот дом, также как и парк, вызывал в ней восхищение и пробуждал неуемную энергию. Она была полна замыслов о том, как преобразить и украсить их жилище. Без нее Паскаль, вероятно, пришла бы в отчаяние, поскольку явно недооценила сложность задачи. Для себя она выбрала комнату родителей, для Авроры – комнату Адриана, а ее бывшая детская, большая и светлая, предназначалась теперь для гостей. На первом этаже, кроме кухни, был еще зимний сад. Эта большая прямоугольная комната заканчивалась широкой террасой и была самым красивым местом в доме. Паскаль и Аврора засиживались там до полуночи, обсуждая свои дела и наслаждаясь чаем с липой или мятой.
– Сегодня вечером, – заявила Аврора, – я приготовлю огромный омлет.
– Хорошо, я куплю хлеб.
Они неохотно поднялись, чувствуя усталость от переделанной за день работы.
– Суббота прошла не зря, – констатировала Паскаль, окидывая взглядом спальню Авроры.
Они повесили здесь розовые шторы, благодаря которым комната как-то сразу повеселела, поставили ширму, оклеенную фотографиями, белый комод, украшенный трафаретным орнаментом и, наконец, тот самый обитый марокканской кожей пуф, который словно трон возвышался в простенке между окнами. Паскаль одобрительно кивнула, отдавая должное фантазии своей подруги. Ее вкус тяготел скорее к классике, простоте и строгости стиля. Почему у нее никогда не находилось времени, чтобы заняться их с Самюэлем квартирой? Оба они были чересчур поглощены работой, к тому же мечтали переехать оттуда. И так бы и случилось, если бы Паскаль забеременела…
Она спустилась вниз по лестнице, взяла сумку, лежавшую на столике в передней, и отправилась за хлебом. В соседней деревне было только три магазина: булочная, бар, где продавали сигареты и журналы, и мясная лавка. Паскаль уже несколько раз бывала здесь, но ни разу ни с кем не говорила. Может, эти люди принимали ее за туристку, или же им не нравился ее парижский акцент, в любом случае их прием не отличался теплотой. Она решила сделать еще одну попытку и дать им понять, что она их соседка и теперь будет часто к ним заходить.
Улыбаясь, она вошла в булочную и поймала на себе недобрый взгляд пожилой женщины за кассой.
– Добрый день, мадам, я возьму батон и темный хлеб, – сказала она как можно любезнее.
– Порезать хлеб? – все с тем же выражением лица спросила продавщица.
– Да, пожалуйста. Я очень люблю этот хлеб на завтрак!
Та, не ответив на комплимент, продолжала нарезать хлеб.
– Я поселилась в двух километрах отсюда, – продолжала Паскаль. – Я вернулась в дом, в котором провела все свое детство.
– А, вы одна из Фонтанелей, да? – недоброжелательно выдавила из себя продавщица.
– Да! Я купила себе наш семейный дом.
– Какая странная мысль.
Разочарованная такой реакцией, Паскаль протянула ей пять евро.
– Ваши родители ничего не покупали в деревне, – пробурчала женщина. – Но я вас видела пару раз, когда вы были еще маленькой девочкой…
– А теперь вы будете видеть меня гораздо чаще! Улыбнувшись еще раз, Паскаль вышла из магазина.
Странный прием для хозяйки магазина, который явно не испытывает избытка покупателей. Логичнее была бы любезность или, по крайней мере, заинтересованность.
Паскаль перешла через дорогу и толкнула дверь бара, где рассчитывала купить несколько женских журналов. Аврора обожала их перелистывать воскресным утром, проявляя внимание к новинкам моды, советам по дизайну интерьеров и к кулинарным рецептам, которые с переменным успехом опробовала в тот же день.
– Что, врачи и такое читают? – шутливо спросил продавец, разглядывая ее из-за стойки.
– Выходные на то и даются, чтобы расслабиться, – весело ответила Паскаль.
Наконец-то хоть кто-то здесь не считает ее туристкой.
– Я живу в двух километрах отсюда, – уточнила она, чтобы поддержать разговор.
– Знаю, знаю… Тут быстро узнают такие вещи! Ваш садовник трубит об этой новости уже целый месяц.
– Люсьен Лестрейд больше не мой садовник. Он сам захотел помочь мне, но делает это бесплатно. Сейчас у меня никто не работает.
– Вам не просто будет избавиться от него! – пошутил мужчина.
На вид он был немного старше Паскаль и вряд ли знал ее семью в то время, когда они здесь жили, и, может, поэтому был более словоохотлив, чем булочница.
– Люсьен все время рассказывает о вашем парке. У него есть и другая работа, но именно на ваших деревьях он любит тренироваться.
– Этот дом уже не тот, что был раньше, – осторожно ответила Паскаль, которой не понравилась его фамильярность. – Я пытаюсь что-то делать сама, но из-за работы в Тулузе у меня не хватает времени на то, чтобы…
– А почему так далеко? Ведь ваш отец работал в Альби, не так ли?
– Вы решительно в курсе всех дел! – насмешливо заметила она.
– Люди любят поболтать за стаканчиком вина, – ответил он, указывая на ряды бутылок позади себя. – Я купил это бистро десять лет назад и с тех пор слушаю здесь самые разные истории.
Паскаль закрыла портмоне, взяла журналы и направилась к выходу. Открывая дверь, она услышала:
– Имя Фонтанель здесь очень хорошо известно! Нарочито медленно она повернулась к нему лицом.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – четко проговорила она.
– Как мне кажется, ваш отец оставил по себе плохие воспоминания…
Она была сбита с толку и не решалась уйти. Этот человек мог говорить что угодно, чтобы заставить ее уйти, но она инстинктивно чувствовала, что он говорит правду. Конечно, работая за стойкой, он слышал немало разных сплетен, и возвращение Паскаль в Пейроль благодаря Люсьену Лестрейду тоже не прошло незамеченным.