Незримая паутина
Шрифт:
— Вы получали деньги от господина Эйтингтона. Кто он такой?
— Очень хороший друг, ученый психиатр. А его жена — бывшая артистка Московского Художественного театра.
— Вы были в интимных отношениях с Эйтингтоном?
— Я никогда не продавалась. Подарки получала от обоих. А если муж одалживал деньги, то этого я не знаю.
— Как же так? Ведь вы сами говорили, что Эйтингтон одевал вас с головы до ног?
— Нет… Так я сказала случайно. Подарки от мадам Эйтингтон получали и другие, например, Жаров с женой.
— Русских
В зале прокатился громкий смех. Обиженная Плевицкая встала и медленно, отчеканивая каждое слово, сказала:
— Своей женской чести я не марала и никогда не получала дары ни за какие интимные дела. Кто знает Эйтингтона, никогда не поверит, что тут были какие-то пикантные происшествия.
У свидетельского барьера Леонид Райгородский. Он рассказал, как в ночь с 23 на 24 сентября он приютил Плевицкую в своей квартире.
— Где сейчас ваш шурин, господин Эйтингтон?
— Он проживает в Палестине.
— Верно ли, что он с ног до головы одевал Плевицкую и давал Скоблиным большие деньги? — спросил Рибе.
— Марк Эйтингтон — богатый, независимый человек. Помогал ли он Плевицкой деньгами, я не знаю. Через меня эти деньги не проходили. Но Эйтингтон помогал многим. Его отец основал госпиталь в Лейпциге, там его именем названа улица. После смерти он оставил сыновьям 20 миллионов марок. Марк Эйтингтон — почтенный человек, уважаемый ученый, ученик Фрейда, друг принцессы Марии Бонапарт. Он чист как снег.
— А не он ли сбывал в Лондоне и Берлине советскую пушнину?
— Это не он, а его брат. В такой торговле нет ничего предосудительного, но к ней Марк не имел отношения, — волнуясь и раздражаясь, отвечал Райгородский.
Комиссар судебной полиции Андре Рош не оставил камня на камне от алиби Скоблиных. Он сказал, что Скоблин явился в модный дом «Каролина» пять минут спустя после ухода не дождавшейся его Плевицкой. На пять минут позже Плевицкой вышел он и на перрон Северного вокзала. Значит, приехали раздельно, и тому была причина.
Технический эксперт Эрар, осматривавший автомобиль Скоблина, отверг утверждение Плевицкой о неисправности в моторе. Мотор был в порядке, и опоздание Скоблина вызвано чем-то иным.
Выслушав показания Роша, Дельгорг обратился к Плевицкой:
— Вам известны обстоятельства исчезновения генерала Миллера. Ради его жены, сына и брата, скажите, где он. Поймите, еще есть время. А после допроса будет поздно. Я уверен, что вы знаете, где Миллер и Скоблин.
— Суду французскому, — всхлипывая отвечала Плевицкая, — я могу смотреть в глаза с чистой совестью. Господь Бог — мой свидетель. Он видит, что я невиновна.
Дельгорг всплеснул руками. Судоговорение продолжалось. Яростные схватки происходили между мэтром Рибе и защитниками Плевицкой мэтрами Филоненко
Всё больше процесс становился политическим. Рибе обвинял в похищении советское правительство. Шваб утверждал, что к тому нет решительно никаких доказательств.
«Гаврский след»
В день похищения генерала Миллера от дома № 41–43 по бульвару Монморанси, в котором помещалась школа для советских детей, в послеобеденное время отошел грузовик. В бумагах префектуры полиции грузовик был записан 13 августа 1937 года на имя советского полпреда во Франции, его превосходительства В. П. Потемкина, под номером 235 X СД. Грузовик прибыл в Гавр и остановился на пристани, к которой был пришвартован советский пароход «Мария Ульянова». Четыре матроса сняли с грузовика тяжелый ящик и подняли его на борт парохода.
В 3 часа 40 минут дня, до прибытия грузовика, корабельный маклер Оливье Колен поднялся на борт «Марии Ульяновой». Когда он разговаривал с капитаном, в каюту вошел матрос и что-то сказал по-русски. Капитан тотчас же вышел из каюты, Колен последовал за ним. Капитан отдавал распоряжения, началась суетливая беготня матросов.
— Что случилось? — спросил Колен.
— Ничего, — отмахнулся капитан.
И, отвечая на вопросы суда, Колен заявил:
— Возможно, что в это время ему доложили о приходе грузовика. Ведь уже в 10 часов утра капитан предупредил меня, что «Мария Ульянова» уйдет раньше. А в 6 часов сказал мне о радиограмме из СССР: «Выходить немедленно». Приказ был подтвержден из Ленинграда через Париж. Без соблюдения паспортных формальностей на пароход поднялись 130 пассажиров. «Мария Ульянова» вышла из порта во время прилива в 8 часов вечера.
Два таможенника подтвердили слова Колена — грузовик пришел около четырех часов дня. Так как груз был дипломатический, то его не проверяли и видели только, как советские матросы переносили большой ящик на пароход.
О случившемся Колен сообщил полицейскому комиссару гаврского порта Шовино. По телефону Шовино доложил начальству в Париж.
Отвечая на вопрос Дельгорга, Шовино подтвердил сведения портовых служащих: ящик внесли на пароход четыре советских матроса.
— Какого размера был ящик? — спросил третий присяжный.
— В длину примерно 1 метр 60 сантиметров.
— Какого роста был генерал Миллер? — продолжал третий присяжный.
— 1 метр 70 сантиметров, — ответил сын похищенного, Николай Евгеньевич.
— Кто обычно грузит багаж на пароходы? — спросил Рибе.
— Портовые грузчики. Меня удивило, что ящик перенесли советские матросы, — пояснил Шовино.
— В наказание за ваши сведения вас перевели из Гавра в Париж?
— Нет, я предпочел уйти в отставку. Начальство Сюртэ Насиональ было раздосадовано вниманием, которое я уделил «Марии Ульяновой».