Незримое Здесь
Шрифт:
— Ган Шао, если это ловушка, я тебя живьем закопаю… — невольно я снизил голос до шепота. — Да, точно закопаю.
В эту долину так просто не залезть, она в глубине высоких острых скал и горных хребтов. Только на корабле легко, я сам не уверен, как долго бы добирался на своих двоих. Чтобы что-то исследовать в такой жопе, надо обладать действительно неисчерпаемым любопытством и упорством. Ган Шао в молодости похоже той еще был оторвой и сорви головой.
Это еще учитывая что нормальные горы заселены дикими Духами и зверьем, и просто так никому через свои территории пройти не дадут. А
Теперь я понимаю, почему обезьяна был так уверен, что сокровище наверняка еще здесь и не парился, что его кто-то кроме него найдет. Я бы тоже не заморачивался.
Спустя час неспешной прогулки я дошел до подножия спящего вулкана. Его огромная тень накрывает половину долины из давно застывшей лавы и прессованного пепла. Следы былых рек лавы застывшими змеями прорезают гору, придавая еще больший дьявольский вид. Даже смотреть не хочется, не то что подниматься, но выхода нет.
А больше всего мне не понравился вид воздуха у вроде как спящего вулкана. То здесь, то там, на всей протяженности от подножия до горловины можно заметить легкие искажения от жары. Немного усилив зрение Эн стали заметны тонкие трещины, откуда вырывается жар. Но вот прикол, в долине прохладно! И даже тут, у самого подножия тоже не жарко.
Такое ощущение, что нечто удерживает внутри горы жар, возможно, что не позволяет повториться извержению. Неужели это эффект от природного сокровища? Ган Шао о таком не говорил.
— Теперь хотя бы понятно, чего тут такого интересного, что обязьян залез, — почесал подбородок, поглядывая на вулкан. — Странно это все.
Вздохнув, я чуть присел и резко прыгнул, точно приземлился на выступ и прыгнул снова. Глаза шарят по округе, пытаясь отыскать ориентир. Шум ветра в ушах от прыжков, толчки стоп, отдающихся в пятки и хруст ненадежной почвы стали спутниками в поисках на долгое время.
Когда небо стало темнеть, а я уже почти отчаялся за сегодня найти цель, удача улыбнулась.
— Камень, похожий на клык… — в очередной раз бормочу под нос, и вдруг глаза наткнулись как раз такой камень. — Оно? Или опять ошибся?
В три моих роста каменюка, спокойно лежащая на крутом склоне. Ничего не выдает, что камень здесь не естественно появился. Черный, пыльный, такой же, как и тысячи других здесь.
Подошел справа, уперся плечом и как следует надавил. Стопы с хрустом камней ушли вниз по щиколотку, в плече тоже что-то хрустнуло, но камень в форме клыка поддался. Со скрежетом земли и камней, оставляя траншею, медленно, но верно сдвигается. А за ним узкий проход!
— Нашел, — устало улыбнулся я.
И тут же отвернул лицо от прохода! Жарой и застоявшимся воздухом пахнуло так сильно, что глаза мгновенно высохли, а в глотке запершило. Эн легко окружила меня белым шлейфом, но все равно волосы затрещали от жары!
— Кха-кха, черт! — отшатнулся от прохода, рефлекторно прикрывая лицо. — Хрена себе печка!
Офигеть, я же все равно Эн защитился, что за жар такой?! Сомнения расцвели буйным цветом, не решаюсь сразу лезть в проход. Что если Ган Шао настолько хитрый, что это место убьет меня со стопроцентной вероятностью?
Лезть или не лезть? С одной стороны страшновато стало, а с другой, не зря же летел сюда?
— Там же не спит какой-нибудь дракон? — поддался я на секунду буйному воображению.
Палящий жар нескончаемым потоком давит на тело, мешая каждому шагу. Узкие проходы заставляют пригибаться или идти боком на поворотах. Даже одежда из Храма Змея поддается жару, начиная тлеть на краях рукавов, когда я продвигаюсь, прикрывая лицо.
Защита Эн, что белым шлейфом укутывает меня, почти не работает. Белая Эн, которой так гордился, сейчас годна лишь на две вещи — давать свет в темноте подземелья и лечить, постоянно исцелять обожженную плоть.
Сейчас я как никогда рад, что переродился в Духа. Был бы человеком, боль свела бы с ума, а так лишь чувствую неприятный зуд вновь и вновь восстанавливаемой кожи. Еще и дышать не требуется при желании, а то бы одним вдохом легкие бы к чертям спалил.
Бытие полуматериальной сущностью это тот еще прикол, позволяющий в небольших пределах игнорировать реальность. Все дело в восприятии, сознании и принятии собственного я. Будучи человеком раньше, сейчас я все еще цепляюсь за прошлое. Урожденные Духи, близкие к стихиям, могут вообще состоять из чистой энергии, они бы плевали на здешние аномалии, а я не настолько крут.
Зато я не потерял всех прелестей бытия человеком, так что готов мириться и с недостатками. Размышляя о тривиальных вопросах бытия Духом, я и вышел, наконец, к истоку аномального жара.
Огромный черный грот с трещинами всюду, с наплывами застывшей породы на стенах и потолком куполом, и огромным озером текучей лавы внизу, с островками из скал, острых как лезвия.
Потоки лавы разбиваются об эти скалы и разнятся цветом, от просто оранжевых и красных до белизны и огромных пузырей, рвущихся с утробным звуком и расплескивающим капли, способные спалить дотла любого.
Отсветы лавы на стенах грота, острые, как когти чудовища, скалы. Адский пейзаж, достойный самого дьявола для проживания. И температуры тут под стать. Но самое главное таится прямо в центре лавового озера.
Приглядевшись, я застыл, не веря в то, что вижу. Я, конечно, разного невероятного дерьма уже повидал, но такое… Серьезно? Это — сокровище?! Цветок в лаве! Это же просто гребанный цветок!
Рука сама поднялась, чтобы прикрыть задергавшийся в нервном тике глаз. А как пригляделся, то успокоился, завороженный зрелищем. Не просто цветок. В потоках лавы плывет, словно парит, большой алый лотос с сотней лепестков. А в середине его большая белая жемчужина, пышущая мощью такой глубины и таинственности, что волны бегут по пространству вокруг.
Это и есть источник невероятного жара, а вовсе не озеро лавы. Лотос плывет и лепестки трепещут, то поднимаясь, то опускаясь, то пряча жемчужину, то открывая всему миру. Плавно, безостановочно, приковывая взгляд. Вот-вот кажется, что действие прекратится, оборвется, что лепестки собьются с неведомого ритма, но нет… Все продолжается, бесконечно как вечность…
Не знаю, сколько я стоял, как идиот, завороженный лотосом в лаве. Но очнулся от боли в высохших от жара глазах.
— Млять, — треснули кровью иссохшие губы.