Незримые твари
Шрифт:
Правда в том, что после того я чуть-чуть запаниковала. Дала всем думать неправильные вещи. Будущее - не очень хорошее место для того, чтобы снова начать врать и обманывать, как с самого начала. Во всем этом никто не виноват, кроме меня самой. Я бежала просто потому, что даже возможность восстановить себе челюсть была слишком заманчивым поворотом назад, к этим играм, к играм в хорошую внешность. Теперь же мое совершенно новое будущее по-прежнему где-то есть, и оно ждет меня.
Правда в том, что уродство не приносит такой трепет, как можно себе
Правда в том, что я прошу прощения.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Перенесемся обратно, в комнату неотложки Мемориального госпиталя Ла Палома. Морфий внутривенно. Маленькие маникюрные ножнички из операционной срезали костюм Брэнди. А там несчастный член моего брата, посиневший от холода, выставленный на всеобщее обозрение. Полицейские фото; и сестра Катерина орет:
– Быстрее! Делайте снимки! Он по-прежнему теряет кровь!
Переключимся на операцию. Переключимся на постоперационку. Переключимся на то, как я отвожу сестру Катерину в сторону; маленькая сестра Катерина так сильно обнимает мои ноги, что я просто прикована к полу. Она смотрит на меня, мы обе измазаны кровью, и я прошу ее письменно:
"пожалуйста".
"сделайте для меня одну вещь. пожалуйста. если и правда хотите, чтобы я была счастлива".
Переключимся на Эви, рассевшуюся в стиле ток-шоу под горячей подсветкой в центре города, в "Брамбахе", болтающую с матерью, Манусом и новым мужем про то, как она повстречала Брэнди за многие годы до каждого из нас, в какой-то группе поддержки для сменивших пол. Про то, как всем отныне и вовеки нужны большие бедствия.
Перенесемся в один день, он уже не за горами, когда Манус обретет собственную грудь.
Переключимся на меня, присевшую у больничной койки брата. Кожа Шейна, - нельзя сказать, где заканчивается вылинявшая голубая больничная пижама, и где начинается Шейн, настолько он бледен. Это мой брат, бледный и худой, с тощими руками Шейна и костлявой грудью. Прямая золотисто-каштановая челка на лбу, - это тот, кого я помню и с кем росла. Сложенный из палочек и птичьих косточек. Шейн, которого я забыла. Шейн до происшествия с баллоном лака. Не знаю, почему я не помнила этого, но Шейн всегда выглядел таким несчастным.
Переключимся на наших предков, которые крутят по ночам семейные фильмы на белой стене дома. Контуры окон двадцатипятилетней давности в точности совпадают с нынешними. Трава совпадает с травой. Призраки меня и Шейна в роли детей носятся туда-сюда, и им хорошо друг с другом.
Переключимся на сестер Рей, столпившихся у больничной койки. На их парики натянуты сеточки для волос. На лицах повязки хирургов. К халатам приколоты ювелирные костюмные брошки "Виндзорской Герцогини": переливающиеся
А я - просто хочу, чтобы Шейн был счастлив. Я устала быть собой; ненавистной собой.
Дайте мне облегчение.
Я устала от этого мира видимостей. От свиней, которые только кажутся жирными. От семей, которые только кажутся счастливыми.
Дайте мне освобождение.
От всего, что только с виду щедрость. От всего, что только с виду любовь.
Вспышка.
Я не хочу больше быть собой. Я хочу быть счастливой, и хочу, чтобы Брэнди Элекзендер вернулась. Вот мой первый настоящий жизненный тупик. Идти некуда: не в таком виде, как я сейчас, не тем человеком. Вот мое первое настоящее начало.
Пока Шейн спит, сестры Реи толпятся вокруг, разукрашивая его маленькими подарочками. Душат Шейна "Лер дю Темп", словно он какой-нибудь бостонский папоротник.
Новые сережки. Новый шарф "Гермес" обвивает его голову.
Косметика расставлена аккуратными рядами на хирургическом подносе, парящем у кровати, и Софонда командует:
– Увлажнитель!
– и протягивает руку ладонью вверх.
– Увлажнитель, - отзывается Китти Литтер, шлепая тюбик в руку Софонды.
Софонда протягивает руку и командует:
– Тональный!
И Вивьен шлепает ей в руку второй тюбик, отзываясь:
– Тональный.
Шейн, я знаю, ты не можешь меня слышать, но ничего страшного, все равно я не могу говорить.
Короткими легкими мазками тампончика Софонда скрывает тональным кремом темные мешки у Шейна под глазами. Вивьен прикалывает к больничной пижаме Шейна бриллиантовую булавку.
"Мисс Рона" спасла тебе жизнь, Шейн. Книжка в кармане твоего жакета, которая замедлила пулю до той скорости, при которой у тебя взорвались только титьки. Просто рана в мягкое, в мягкое и силикон.
Входят цветочники, принося букеты ирисов, роз и всего остального.
Твой силикон порвался, Шейн. Пуля пробила тебе силикон, поэтому его пришлось извлечь. Теперь грудь у тебя может стать любого размера, какого ты захочешь. Так говорили Реи.
– Основа!
– командует Софонда, и подправляет крем-основу вдоль линии волос Шейна.
Просит:
– Карандаш для бровей!
– на ее лбу бисеринки пота.
Китти протягивает карандаш, отзываясь:
– Карандаш для бровей.
– Промокните!
– командует Софонда.
И Вивьен промокает ей лоб тампоном.
Софонда командует:
– Карандаш для глаз! Тени!
А мне пора идти, Шейн, пока ты еще спишь. Но я хочу дать тебе кое-что. Хочу дать тебе жизнь. Это мой третий шанс, и я не собираюсь его профонарить. В свое время я могла открыть окно спальни. Могла не дать Эви стрелять в тебя. Правда в том, что я этого не сделала, поэтому сейчас отдаю тебе свою жизнь, которая мне больше не нужна.