НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 16
Шрифт:
Ошеломленный, я ничего не мог понять. Тут ко мне подошел быстрыми упругими шагами курчавый бородач, юный и могучий, как олимпийский бог, в алом костюме, с ракеткой в руке, и строго спросил:
— Вы к кому?
Я пробормотал, что профессор Ахад-Березов пригласил меня с Паромовым… Вдруг я разглядел, что бог, стоявший передо мной на ступеньке из зеленого камня, и есть сам Ахад-Березов, только значительно помолодевший, бронзово-загорелый.
— А, вы пришли с Никитой, но это не сюда, а в «Дискуссий», в конце коридора, — любезно сказал Ахад.
Пролепетав извинения,
Постояв в коридоре, где по углам и за полками с вереницами книг суетилось мышиное племя, я побрел дальше. Но через несколько шагов снова, не утерпев, подкрался на цыпочках к бронзовой двери в проеме между полками и надавил на нее.
У моих ног, далеко внизу, лежала необозримая горная страна, вырванная из тьмы скупым сиянием пепельно-серого небесного тела, в десятки раз большего нашей Луны. Остроконечные угрюмые скалы вздымались причудливыми шпилями, нависая над пропастью. То был безмолвный, застывший в миллиардолетней неподвижности мир. Он едва угадывался в пепельном свете близкого спутника и безнадежно далеких звезд.
Рискуя свалиться, от нахлынувшей слабости и головокружения, с порога в этот дикий мир, я отчаянно уцепился левой рукой за дверной косяк, а правой что было сил потянул дверь на себя. Угрюмая планета исчезла.
Безотчетный страх овладел мною. Я ринулся по коридору в ту сторону, куда Ахад-Березов увел Виктора Маркеловича. И новая необъяснимая странность! Чем быстрей я бежал, тем длиннее становился коридор впереди, тем чаще мелькали украшенные символами двери по сторонам. Я миновал их, должно быть, не меньше сотни, а может, и тысячи. Наконец ноги мои подкосились. Случайно рядом оказался дряхлый венский стул.
Не успел я перевести дыхание, тоскливо оглядывая нескончаемый коридор, откуда-то мне на плечо прыгнул черный попугай величиной с доброго петуха, развернул веером крылья и басовито захохотал.
— Рад пр-р-риветствовать! — крикнул он браво. — Га-га! Тоже р-ре-шили вступить на тр-ро-пу, ведущую в Тер-ра Инкогнита?..
Смахнув попугая с плеча, я вновь припустил по коридору. Мяуканье, пронзительный писк, птичий гомон, нечеловеческий хохот и рык преследовали меня. Над головой проносились длинноносые серые тени. Я заторопился, честя на все корки Никиту Паромова, ввергшего меня в колдовской притон.
На этот раз я бежал недолго — и с размаха налетел на незамеченную мною дверь, которая ограничивала коридор. Она открылась.
— …Мы собираемся в «Дискуссии», чтобы не будучи стесненными этикетом официальности и традиций…
В гостиной, озаренной светом настольной лампы под солнцеподобным абажуром, с подставкой, изображавшей огнедышащего дракона, сидело вокруг резного стола на низких ковровых диванах десятка два людей. По углам в громадных аквариумах под финиковыми пальмами неторопливо плавали
Стены, пол и потолок были необычны. Они сияли, мерцали, пульсировали янтарными фигурками, вроде тех, что я видел в коридоре. Здесь, однако, фигуры, казалось, жили и двигались. Вглядываясь в некоторые из них, я заметил, что они все время меняли очертания. Среди дышащих золотистым светом фигур я видел древние знаки зодиака, спирали, огнистые шары галактик. Они тоже поминутно изменяли свое местоположение и контуры. Такой роскоши, как эта облицовка стен и потолка, как этот волшебный живой паркет, я не встречал ни в одном музее! Индийские раджи могли бы умереть от зависти при виде здешнего великолепия.
Говорил Ахад-Березов. Непостижимо, каким образом он из-за двери с лугом и рощей успел пройти сюда, обогнав меня и вновь переодевшись в вечерний костюм. На меня никто не обращал внимания, только Никита протянул руку, указывая свободное место. Я вызывающе пересек комнату и расположился в кресле.
Через стол, уставленный как бы только что сорванными алыми, рубиновыми, ярко-желтыми плодами в затейливых вазах, похожих на застывшие струи фонтанов, восседал с хмурым достоинством Виктор Маркелович Толченов. Кое-кто из собравшихся в «Дискуссии» после внимательного рассмотрения тоже показался мне знакомым. Было здесь несколько женщин.
— …Правильное понимание характера и смысла Вселенной необходимо земному человеку, как воздух…
Чудак этот Ахад! Без понимания, что такое Вселенная, любой обойдется преотлично. Я встречал много людей, для которых мир выглядит удобным, когда ограничивается плоскими, в розовых цветках обоев, стенами их квартир да двумя-тремя улицами, по» которым эти люди спешат на службу, в магазин или кино. Взгляните на рыб в аквариуме: вселенная — их жалкий стеклянный ящик, наполненный давно обжитым ведром воды. То, что смутно вырисовывается по другую сторону стекол, — столь «нереально», что почти никак не воспринимается. Словно бы и нет того «потустороннего» мира. «Аквариум» многих людей лишь в какой-то мере обширней, зато далеко не так живописен, как рыбий. И вот Ахад зовет нас «заглянуть за иллюзорные стенки аквариума»…
— …Если бы знали они, как многосложен мир, среди которого они существуют, сколько не похожих на нашу вселенных соседствуют с нею!..
«Кажется, угодил на лекцию по фантастической философии», — подумал я с досадой и опять глянул через стол, на Толченова. Его лицо было непроницаемо-высокомерным, руки скрещены на округлом в меру животике, губы решительно сжаты. Всем видом своим он бросал вызов профессору: «Кто-кто, а уж мы знаем, что такое Вселенная! Ученого учить — только воду мутить…»
Ахад, наконец, завершил речь — и тотчас в гостиной все зашумело и задвигалось. Каждый торопился высказать свое особое мнение соседу. Было заметно, что здесь сколько голов, столько и мнений. Тем не менее я уловил, что собравшиеся в «Дискуссии» исходили из концепции мироздания, философские контуры которого начертал профессор.