НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 18

Михановский Владимир Наумович

Другим источником является область естественных наук. Естественные науки — историкам науки это хорошо известно — многим обязаны изобразительному искусству. И здесь на память приходят не только богато иллюстрированные средневековые трактаты по географии и биологии или пособия для алхимиков, но и научные иллюстрации эпохи. Просвещения, звездные карты барокко, анатомические атласы Возрождения. Вспомним хотя бы рисунки-проекты летательных аппаратов, боевых машин и фантастических городов Леонардо да Винчи, мир руин на картинах художников-маньеристов и мастеров барокко, гигантские и мрачные архитектурные сооружения на полотнах Пиранези. Архитектура нуждалась в иллюстрациях в такой же мере, как и ботаника или зоология.

Правда,

пути науки и изобразительного искусства скоро разошлись, наука нашла свой собственный, лучше отвечающий ее интересам язык — математику, но ее вдохновляющее и стимулирующее воздействие сохранилось и впредь. Не случайно, желая стать более понятной, более доступной для широких масс, наука через жанр научно-популярной литературы снова обратилась к посредничеству изобразительного искусства, не случайно и то, что в последние годы пути изобразительного искусства и науки вновь встретились, но теперь уже на более высоком уровне.

Ученый тоже хотел бы увидеть невидимое, и здесь на помощь ему приходит фантазия художника.

Третий и, пожалуй, главный источник — сама научно-фантастическая литература. Эта область литературы всегда охотно пользовалась услугами иллюстраторов. Классическим примером служат книги Жюль Верна. Связь между текстом и иллюстрациями в этих книгах настолько органичная, что отделить их друг от друга почти невозможно. Чудесные гравюры в сжатой форме доносят до зрителя содержание произведений прославление: человека-покорителя природы. Реальное соединено в них с фантастическим, будничная серость — с захватывающими воображение красками. Эти иллюстрации не только способствовали лучшему пониманию текста, но и пробуждали в читателях жажду к новым впечатлениям, к новым книгам. По ним мы познакомились с девственными лесами Африки и Южной Америки, с полярными айсбергами, с вулканами, с земными недрами, с причудливыми существами, обитающими на дне океана, с долговязым Паганелем, с неукротимым капитаном Немо, с детьми капитана Гранта, с подводной лодкой «Наутилус», с летящим к Луне пушечным ядром и со многими другими, а через все это — романтикой приключений, с поражающим своим величием и неисчерпаемостью миром.

Ранний, «детский» период научно-фантастической иллюстрации навечно вошел в наше детство, в детство наших детей и внуков. Ведь Жюль Берн и по сей день остается одним из наиболее читаемых, наиболее популярных писателей.

На творчество художников, иллюстрировавших произведения Жюль Верна, — Фера, Бенне, Ро, Монто, Байара, Деневиля, Рио и др. — равняются и современные иллюстраторы. Однако в эстетике изобразительного искусства им уделено незаслуженно мало внимания. Лишь в последние годы начали собирать и издавать в виде небольших альбомов иллюстрации к научно-фантастическим романам и новеллам, рисунки со страниц пожелтевших от времени журналов. Научная фантастика не замыкается перед традициями, в том числе и традициями изобразительного искусства. Благодаря этому и, возможно, чувству ностальгии в нашей памяти вновь воскресли забытые было произведения и имена художников.

Мы начали с марсиан, ими хотели бы закончить.

Со времен Герберта Уэллса мир сильно изменился. Сегодня страх, чувство безнадежности и предчувствие катастрофы, наполнявшие некогда Уэллса, кажутся необоснованными, беспочвенными.

Многое изменилось и в научно-фантастической литературе. Осьминогообразные, кровожадные чудовища претерпели в научно-фантастических романах много метаморфоз. Современные писатели-фантасты представляют себе марсиан совершенно иными.

Процитируем хотя бы Рэя Брэдбери.

«Они дошли до канала, — писал Брэдбери в «Марсианских хрониках». — Он был длинный, прямой, холодный, в его влажном зеркале отражалась ночь.

— Мне всегда так хотелось увидеть марсианина, — сказал Майкл. — Где же они, папа? Ты ведь обещал.

— Вот они, смотри, — ответил отец.

Он посадил Майкла на плечо и указал прямо вниз.

Марсиане! Тимоти охватила дрожь. Марсиане в канале. Отраженные его гладью.

Тимоти, Майкл, Роберт, и мама, и папа.

Долго, долго из журчащей воды на них безмолвно смотрели марсиане…»

Ив. Валентинов

МОДЕЛИРОВАНИЕ БУДУЩЕГО

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЖАНРЕ

Научную фантастику называют то литературой мечты, то поэтическим устремлением в будущее, то художественным обобщением наиболее смелых гипотез ученых. Верно ли это? И да, и нет. Научная фантастика может быть и в самом деле литературой мечты, когда авторы стремятся создать в своих произведениях идеал человека, идеал общества, своего рода образец, к которому можно и нужно стремиться в своей практической деятельности. Таковы, например, широко известные «Туманность Андромеды» И. Ефремова, «Магелланово облако» Станислава Лема, «Возвращение» А. Стругацкого и Б. Стругацкого, «В стране наших внуков» Яна Вайсса (Чехословакия) и другие. Эти очень разные писатели очень по-разному изобразили мир будущего. Но у всех в этом воображаемом мире господствуют нравственная чистота населяющих его людей, радость творческого труда в самых различных его формах, дружба, стремление быть там, где трудно, где требуется максимальная отдача всех сил — физических, моральных, интеллектуальных.

Но можно ли назвать «литературой мечты» произведения, в которых воспеваются гангстеры и супермены в космических скафандрах, убийства на межзвездных орбитах, встречи с инопланетными «братьями по разуму», кончающиеся кровопролитными схватками с применением чудовищного по разрушительной силе оружия? А ведь такой научной фантастики на Западе, в частности в Америке, много, очень много Там, конечно, есть и настоящие большие художники, подлинные гуманисты — Рэй Брэдбери, Айзек Азимов, Артур Кларк и еще несколько, — но их творчество в количественном отношении не определяет основных тенденций научно-фантастической литературы в странах капитала. А тенденции: эти культ «сильной личности», борьба за власть, бандитизм в межпланетном масштабе и мистика. Да, да — самая настоящая мистика: вызывание духов, призраки, гости из потустороннего мира.

Мечты, конечно, бывают разными. Разным бывает и устремление в будущее, в том числе и поэтическое, выраженное в художественных формах. Однако и мечты, и устремления в будущее, какими бы причудливыми и дерзновенными они ни были, тесно связаны с настоящим, с сегодняшним днем. Почему? Да потому, что главным предметом любой земной мечты, равно как и главным объектом любого вида искусства, всегда был, остается и будет человек. Человек был и остается, естественно, и в центре внимания научно-фантастической, как и всякой иной художественной литературы. Но человек-то ведь не абстракция, не схема. Ему свойственны внутренние противоречия, он может совершать неожиданные поступки разного качества, в его жизни происходят всевозможные перемены, он любит и ненавидит, к нему приходят вдохновение и разочарование. И при этом человек неотделим от своей эпохи, своей страны, своего социального строя, ибо по самой своей природе он — существо, не могущее жить вне общества себе подобных.

Власть и основные богатства в странах социализма принадлежат трудящимся, то есть абсолютному большинству населения. Это абсолютное большинство использует, естественно, свою власть и свои богатства в собственных интересах и для собственной пользы. В социалистических странах практически нет классового антагонизма. Социалистический строй создал новую, невиданную прежде в мире общественную мораль. В основе ее лежит принцип человек человеку — друг. Этот принцип распространен и на межгосударственные отношения в мире социализма, строящиеся на базе полного равенства, товарищеской взаимопомощи, общей выгоды. Таких отношений прежде не знала история.