Ни дня без мысли
Шрифт:
Конечно, Москва и Питер еще не вся Россия, есть бескрайняя глубинка, во всех смыслах слова удаленная от столиц. Ну, там, разумеется, с отчетностью все в порядке. Там бабка Маланья, вернувшись с базара, тут же спешит к компьютеру и отбивает по Интернету e – mail в Госкомстат: так, мол, и так, произвела и свезла на рынок овощ репу в количестве ста восемнадцати корней, о чем и сообщаю. Копия – в налоговую инспекцию. Так что если в провинции и есть теневая экономика, то в размерах куда меньше: не 98 %, а максимум 96.
О чем говорит эта вдохновенная социологическая цифирь? О том, что рядом с нашей зарегистрированной экономикой существует вторая, по масштабам такая же. И все наши публицисты по этому поводу поднимают ярость масс на тему – куда же смотрят наши силовики? Почему
Вторая экономика, по размаху равная первой, свою продукцию не в землю закапывает – практически всю оставляет в стране. Конечно, нельзя полностью исключить, что та же бабка Маланья свою репу отправляет в офшоры и там складывает на секретные счета. Но большинство теневиков в стране что—то производят и в стране же продают, выпуская при этом пусть теневую, но все же продукцию, создавая пусть теневые, но все же рабочие места и выплачивая пусть теневую, но все же зарплату. Которая, если верить питерским социологам, составляет примерно 98 % от зарплаты легальной. Не здесь ли ответ на извечную российскую загадку: каким образом хитроумный отечественный обыватель изловчается тратить на покупки чуть не вдвое больше, чем получает?
Теневая экономика родилась не вчера и не позавчера. Это она в свое время спасла советский народ от тотального вымирания, а советскую власть от быстрого краха. Она и теперь трудится на благо страны, обеспечивая ее необходимыми товарами, а граждан работой и зарплатой. Конечно, плохо, что вторая российская экономика чуть не целый век прячется по подвалам – но где еще ей было скрыться от ковровых правительственных бомбардировок? Жаль только, что составляет она 98 % процентов от легальной, а не 198 – а то, глядишь, не нам приходилось бы догонять Португалию, а ей Россию.
БОГАТЫЙ НИЩИЙ
У замечательного поэта Леонида Мартынова есть короткое стихотворение, которое когда—то мне очень нравилось:
«От города не отгороженноеПространство есть. Я вижу, тамБогатый нищий жрет мороженноеЗа килограммом килограмм.На нем бостон, перчатки кожаныеИ замшевые сапоги.Богатый нищий жрет мороженое…Пусть жрет, пусть лопнет! Мы – враги».Когда—то эти строчки привлекли меня не только своей яркостью. Богатый нищий со своими килограммами мороженого был и моим врагом. Стихи и теперь мне симпатичны, как и все, что написал Леонид Мартынов. Вот только нищий в пиджаке мне больше не враг, скорей товарищ по несчастью. Мне его просто жаль. Не знаю, в чем его богатство, но никакой радости оно ему явно не принесло. Да и богатство—то нищенское. Когда Мартынов писал свои стихи, кожаные перчатки были предметом немыслимой роскоши, а теперь их на Коптевском рынке можно купить за полтораста рублей. А богатому нищему никто не объяснил, что бостоновый костюм с сапогами не сочетается, и сидит на нем эта разномастная одежка, как на корове седло. И все, что ему принесло благосостояние – это возможность килограммами жрать мороженое. Почему мороженое, я, кстати, очень хорошо понимаю: потому что в голодном детстве именно оно было мерилом и символом шикарной жизни. Вот и пытается нищий с безнадежным опозданием подсластить свое убогое прошлое. Увы, ничего, кроме ангины, из этого не получится.
А товарищем по несчастью я этого бедолагу называю потому, что сегодня я и сам богатый нищий. Не супербогатый, конечно, не олигарх, не чиновник, не гаишник, распухший от взяток, не хозяин пивного бара, не модный парикмахер, не телеведущий, однако на все мои скромные потребности вполне хватает. Недавно даже новую машину купил, самую дешевую из японских – но ведь все равно иномарка. А нищий я потому, что от своей биографии мне никуда не деться.
Недавно прочитал в каком—то цветном журнальчике про студентку, которая сказала: «Лучше буду ходить голая, но джинсы за тысячу рублей не надену». Хорошая девушка, гордая. А я вот не гордый, и джинсы купил за триста рублей на ближайшем рынке. Ничего, носятся. Порвутся – там же куплю новые. Хотя, клянусь, вполне мог бы потратить на штаны и три тысячи. Но что делать, если не вижу я разницы, джинсы они и есть джинсы!
Нищета – это не характеристика кошелька, это состояние души. Богатый нуждается в дорогих ярлыках, они подтверждают его богатство. А нищий убежден, что батон всегда батон, хоть из ларька, хоть из супермаркета, и если ты купил его на рубль дороже, значит дурак.
Я не горжусь своей потребительской малограмотностью. Мне бы тоже хотелось с первого взгляда отличать качественную рубашку от подделки. Но – когда—то не научили, а теперь повышать квалификацию поздно, да и незачем: слава Богу, литераторов пока еще встречают не по цене носков и галстука. Вот в чем разбираюсь, так это в мороженом. И в холодильнике у меня всегда лежат «лакомки», брикеты в красивой упаковке и фирменные тортики Филевской фабрики, чтобы было чем накормить неожиданного гостя. Не угостить, а именно накормить, потому что мерзлые сливки в больших количествах не лакомство, а еда.
А мой собрат из сатирических стихов Леонида Мартынова пусть жрет свое мороженое килограммами. Детство, к сожалению, набело не перепишет, но на душе полегчает.
ФАБРИКА ДЕБИЛОВ
Я человек лояльный, и очень люблю, когда мои взгляды на жизнь вдруг совпадают со взглядами высшей власти. Например, правительства в лице его лучших представителей.
Недавно именно так и произошло. В последние годы я не раз писал, что через посредство говорящего ящика происходит массовая дебилизация населения. А потом прочитал, что приблизительно то же самое на заседании правительства заявил Сергей Иванов. Мало того, он даже предложил удалить с экрана убогую программу «Аншлаг». На что другой член правительства, демократичный Герман Греф, возразил, что не министерское это дело запрещать телепрограммы, что кому—то может не нравиться футбол – но не отменять же из—за этого репортажи.
Проще всего было бы сказать обоим уважаемым государственным деятелям, что этот вопрос, вообще, не входит в сферу их компетенции. И пусть один занимается обороной, другой экономикой, а у СМИ свои специалисты и свои вожди. Но я готов наших ведущих политиков защищать. К сожалению, дебилизация народа прямо касается их прямых обязанностей. Потому что дебилы органически не способны ни удвоить ВВП, ни победить в хотя бы маленькой войне. Дебилы способны только терпеть поражения во всех сферах и на всех фронтах.
Правда, на одном фронте дебилы в уходящем году энергично наступали – я имею в виду телевизионный фронт. Если так пойдет и дальше, они одержат тут полную победу, и телевизор снова, как при коммунистах, станет фабрикой дебилов или, как тогда говорили, «ящиком для дураков». Видимо, руководители каналов так хотели угодить власти, удаляя с гладкой поверхности экрана все неровности, что пересуетились: власти стало тошно.
Тем не менее, я против оздоровления ТВ административным путем. Слишком хорошо знаю, чем кончаются благие порывы начальства: в процессе борьбы с дебилизацией уберут с экрана Познера и Задорнова, а «Аншлаг» останется.
Однако, что же все—таки делать с телевидением? И – почему оно так заметно деградирует?
Самое забавное, что оно абсолютно никому не нравится, включая самих телевизионщиков – и, тем не менее, работает так, как работает. Если это можно назвать работой.
Влияние ящика на народ у нас не слишком исследовано. В Европе и США этим занимаются давно. И, прежде всего, очень тревожатся за детей. Например, в Швеции выросло уже два или три глухонемых поколения. С ушами у этих славных ребят все в порядке, и слова знают, какие надо. Но общаться практически не способны – телевизор с детства приучал их только слушать. И с мышлением слабовато: привыкли, что за них думает ящик. А ящик во имя рейтинга излагает свои выводы из происходящего на планете в предельно доступной форме, на уровне «хорошо» – «плохо». Без оттенков.