Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Шрифт:
Тем не менее эти пехотинцы не выглядели деморализованными. В отличие от 1918 года, они вели себя достойно. Всех их, без исключения, нельзя было обвинить в трусости или в неподчинении приказу. Их учили, что в случае, если на линии фронта нет организованного боевого порядка, они должны отходить в тыловые районы, что, на их взгляд, было единственным способом восстановить силы для новых боев.
Находясь южнее По, я все время пытался собрать этих отставших солдат и вернуть их в те части, которые еще вели бои. Но подобного рода несогласованные приказы реальных результатов не имели, так как сами командиры были порядком измотаны физически, чтобы оценить важность именно такого порядка действий. После катастрофы такого масштаба, то есть после прорыва противником всех боевых порядков и последовавших за этим длительных маршей, переправ через
Мы заняли так называемую «Голубую линию», на которой впервые за долгие годы войны я обнаружил действительно мощные и глубокие фортификационные сооружения. Они сохранились со времен Первой мировой войны! Но противник намеревался обойти заблокированную восточную дорогу у озера Гарда и, используя машины-амфибии, высадиться на его северном берегу, исключив таким образом для нас возможность обороны «Голубой линии».
29 и 30 апреля я провел в доме графа Фредериготти в Памороло, близ Роверты. Обстановка была напряженная. Граф понял мое отношение к нацистскому режиму. Его семья принадлежала к аристократии Южного Тироля, и они давно стали швейцарцами, хотя и имели дом в области Трентино. Он был женат на графине фон дер Штраатен, отец которой возглавлял испанскую школу верховой езды в Вене. Так что я, можно считать, находился в гостях у немцев.
Фредериготти предоставил убежище одному старейшему члену организации Тодта [33] , состоявшему в чине, равном генеральскому. Этот человек явно хотел перейти на сторону противника. Я убеждал его ехать на север, но в Роверто он осуществил свое намерение.
Я знал, что Фредериготти поддерживал Итальянский освободительный комитет. Каждый день он ездил в город для того, чтобы обсуждать, какие меры следует предпринимать против немцев, и, разумеется, это были его право и его обязанность как гражданина Италии, законное правительство которой находилось теперь в состоянии войны с Германией. На обед ему приходилось возвращаться в свой элегантный дом, где мы должны были размышлять, как спасти этот район от дальнейших военных действий, становившихся уже бессмысленными.
33
Трудовой фронт в фашистской Германии.
КАПИТУЛЯЦИЯ ГРУППЫ АРМИЙ «Ц»
1 мая 1945 года. До обеда я покинул свою квартиру у графа и перебрался в Маттерелло, что в семи километрах от Тренто. Там я нашел симпатичную виллу с причудливым парком и видом на долину Адидже. Хорошо бы было провести в этом месте недели две, но я оставался там только в течение двух дней, а ночи проводил где придется, потому что в это время события начали принимать зловещий оборот.
Накануне мой собственный командующий генерал Лемельсен позвонил мне по телефону, чтобы сообщить, что Кессельринг отправил фон Фитингофа, командующего группой армий, и генерала Реттигера, его начальника штаба, в генеральский резерв. Командование группой армий принял генерал Шульц, неизвестный для нас человек, но, к счастью, начальником штаба у него стал генерал Венцель, которого мы хорошо знали как бывшего начальника штаба у Фитингофа.
1 мая во второй половине дня Лемельсен снова позвонил мне и сказал, что Реттигер отдал приказ арестовать только что назначенных генералов Шульца и Венцеля и попросил Лемельсена, как старшего армейского командира, немедленно прибыть в штаб группы армий, чтобы взять командование на себя. Лемельсен отказался, поскольку не мог выполнять приказы Реттигера. Очевидно, фон Фитингоф и Реттигер превысили свои полномочия в переговорах с противником. Лемельсен проинформировал меня также, что получил от Кессельринга письменную инструкцию, запрещающую вести переговоры до особого приказа.
В 16.30 меня срочно вызвал Лемельсен для того, чтобы я взял на себя управление в штабе армии в Фаи, так как потребовалось его присутствие в штабе группы армий.
В Фаи я получил от начальника оперативного отдела полковника Рункеля следующую информацию: генералы Шульц и Венцель снова на свободе и осуществляют командование. Генерал-полковник фон Фитингоф, покинувший, согласно инструкции,
Так как наше положение оставалось неясным, я позвонил своему другу Венцелю. Он рассказал мне, что они с командующим соблюдают в настоящее время это соглашение и что все разрешится «достойным» образом. Такая информация меня не совсем удовлетворила, и я попросил позвать к телефону Лемельсена, но вместо него подошел Шульц. Он сказал, что его поставили перед фактом и он не в силах что-либо изменить. Поскольку отведенное на согласование время истекало, он сам по собственной воле предложил Кессельрингу утвердить соглашение в течение получаса.
Позднее Лемельсен снова позвонил мне и приказал, чтобы к двум часам дня 2 мая наша армия прекратила огонь и любые передвижения, кроме доставки провианта. Кессельринг был недосягаем, но его начальника штаба генерала Вестфаля держали в курсе. Генерал Шульц, новый командующий группой армий, понимал, что надо подчиниться достигнутому соглашению. Генералы фон Поль и Герр уже отдали соответствующие приказы подчиненным войскам. В Берлине скончался Гитлер.
Мне стало ясно, что смерть Гитлера быстро приведет к ликвидации всех фронтов, и войскам моей группы армий придется подчиниться. Среди высших командиров уже не существовало таких расхождений, как между Кессельрингом и Фитингофом. Ближе к полуночи я отдал соответствующие приказы генералу Хаугу для 51-го корпуса, полковнику Красу для своего 14-го танкового корпуса и генералу Гейдериху для 1-го парашютного корпуса. Никто из них не поставил эти приказы под сомнение.
2 мая 1945 года. Утром я вернулся в свой штаб. После заключения перемирия мне не надо было объяснять ситуацию войскам. Сначала собрал офицеров штаба и рассказал им, что наиболее реалистично мыслящие высшие командиры давно предвидели такую ситуацию, так как наш боевой потенциал рушился с каждым часом. Мне приходилось считаться с тем, что недавно брошенные в бой свежие части, такие, как офицерская парашютная школа или горная школа СС, возможно, решат продолжить боевые действия, согласно загадочной позиции их командиров. Поэтому я заострил внимание на безнадежности оперативной обстановки, продвижении противника к перевалу Бреннер, полном уничтожении 10-й армии на востоке и вероятности того, что противник подойдет к перевалу одновременно с запада и с востока и заблокирует его. Я описал трудности, с которыми Высшее командование не сталкивалось со времен сражений у Кассино. Напомнил также моим слушателям, что уже в течение длительного времени неполноценность наших войск с точки зрения материального обеспечения и численного состава приводила к поражению в важных боях, что многие из них отступали дезорганизованными и переформировать их было трудно, что бои в долине По закончились крахом, которого не смог избежать сам штаб корпуса. Я напомнил также, что годами спорили мы с бессмысленными приказами стоять на заданных оборонительных позициях, приказами, которые приводили к ненужным жертвам в войсках в то время, когда надо было постараться уйти от контакта с противником и тем самым выиграть время, силы и свободу маневра.
Что касается выполнения связанных с капитуляцией формальностей, то я мог сказать, что они одобрены Кессельрингом, а к его имени в войсках относились с почтением.
Это был трагический момент – ужасное поражение и неизбежная капитуляция после шести месяцев боев, трагический даже для тех из нас, кто задолго его предвидел.
Я уже кратко переговорил с командирами двух подчиненных мне дивизий. Они хорошо понимали причину такого поворота событий, поскольку, за исключением вновь прибывших частей, их соединения не представляли теперь какой-либо боевой силы и оказались бы раздробленными при первой же атаке.