Ничьи котята
Шрифт:
— Бедный… — вздохнула Цукка. — И с тех пор ты никому не веришь?
— С тех пор я верю, что дружбе и благолепию в жизни места нет. По крайней мере — среди тех, кто ей управляет. Цу, ты видишь только внешнюю форму Джао, которую он считает нужным нам демонстрировать. Помнишь, что он говорил? Проекция — всего лишь кукла с запрограммированными реакциями, предназначенная для общения с биоформами. Она зевает, вздыхает, поднимает брови — но ты видишь не настоящие реакции человеческого тела. Просто наигранная мимика, вызывающая у окружающих определенные реакции. Она не отражает происходщего в его уме. Мы не знаем и никогда не узнаем, что он думает и к чему стремится на самом деле. А ведь он даже не человек — он бессмертен, всемогущ и привык играть судьбами миров. Помнишь, что он говорил про детей? Он не сказал прямо — щадил наши чувства, наверное, но мне вполне очевидно, что
— Мати, — осторожно спросила Цукка, — так ты думаешь, что он нас обманывает? И все-таки хочешь уйти?
— Я? — изумился Саматта. — Да упаси меня Тинурил от такой глупости! Он меня с потрохами купил. Цу, я столько времени удерживал детей в сволочном Институте, что сейчас просто обязан позаботиться хотя бы о Карине и Яне. Да и любопытство меня до смерти заест, если уйду. Нет, Цу, ни в коем случае. Мне, в общем-то, давно наплевать на свою жизнь. Даже если мне суждено пойти по разряду расходных материалов, я сдохну более чем довольным. Многие ли из людей прикасались к тайне такого масштаба? Охранником ли при детях, звеном ли сети влияния, камикадзе ли для публичного теракта — все равно. Да, я прекрасно понимаю ниточки, которыми он меня удерживает, но у меня нет ни малейшего желания их рвать. И любопытство, и вина, и ты… ох.
— Я? — тихо спросила Цукка. — Мати, ты…
— Цу, я давно хотел тебе сказать, — в голосе Саматты зазвучали странные панические нотки. — Все как-то не получалось, но раз уж… погоди, не перебивай, а то у меня не хватит духу. Знаешь, я каждый день просыпаюсь с мыслью, что впереди новый яркий день. Яркий — потому что рядом ты. Прости, я не умею красиво говорить, но…
— Мати, ты сломаешь мне руку! — засмеялась Цукка. — По-моему, для объяснения в любви способ не самый лучший.
— Прости, Цу. В общем… да, похоже на то. Я еще никогда не объяснялся, — он смущенно хмыкнул. — Даже когда предлагал своей будущей жене выйти за меня. Но я хочу сказать, Цу, что без тебя жить не могу. Мне без тебя плохо. Я… я не знаю, любовь или что-то еще, но я готов сделать все, лишь бы тебе стало хорошо. А если ты не желаешь, чтобы я…
— Глупый! — снова засмеялась Цукка, и в саду словно зазвенели серебристые колокольчики. — Ну кто же так объясняется? Ох, Мати, ну какой же ты у меня глупый!
— Я… — голос Саматты внезапно оборвался. Через минуту-другую Цукка прошептала:
— Целуешься ты с энтузиазмом, но учить тебя еще многому надо. Чем вы только с женой занимались? Похоже, тебе нужно много практики.
— Увы, великолепная госпожа, с навыками у меня действительно туго, — покаянно согласился мужчина. — Не дашь мне пару уроков?
— С удовольствием. Только не задуши меня ненароком, обака ты этакий…
Дальше Карина подслушивать не стала — это уже действительно совершенно невежливо и неприлично. Все так же осторожно, стараясь не шуметь, она отступила назад и вернулась к себе в комнату. Тщательно отряхнув подошвы от земли и наругав себя за лень, не позволяющую сходить и вымыть ноги толком, она стянула шорты и майку и забралась под одеяло. Значит, Цукка и Саматта действительно влюбились друг в друга? — сонно подумала она, засыпая. Интересно, а своих детей они заведут? Вот бы поиграть с малышом!
05.07.843, небодень
Дзинтон сдержал слово — в Парк чудес они действительно отправились еще до восьми утра. Палек с Яной, поднятые в шесть, вяло отбивались и канючили насчет поспать еще немножко. Однако Дзинтон оказался неумолим, и им, заспанным и зевающим, пришлось плестись в ванную. Карина встала легко — в конце концов, утреннее солнце уже вовсю сияло в небе, щекоча глаза тонкими лучиками, а влетевшая в открытое окно Фи нарезала круги по комнате, что-то беззаботно щебеча. Карина знала, что малышка со стрекозиными крыльями — всего лишь часть охранной системы, но все равно, потягиваясь, сонно улыбнулась фее. А вдруг та возьмет и оживет по-настоящему? В конце концов, разве теперь вокруг не сказка?
Парк чудес располагался на противоположной стороне города, и Дзинтон вызвал такси, куда они впятером и погрузились несмотря на недовольство таксиста. Саматта помахал вслед рукой и пошел в противоположную сторону — короткой тропой, по лестнице над обрывом, спускаться к бухте и пирсам, куда после прихода волны уже вернулись суда. Катамаран «Осьминог» просматривался даже отсюда — большой белый знак «Н», расположившийся у одного из дальних причалов.
Такси виляло по городу целый час, то застревая в пробках, то стремительно ныряя в какие-то подворотни, так что к парку они подъехали только в начале десятого. Он располагался высоко на склоне Крабовой горы, нависавшей над городом на северо-востоке, посреди густого леса, который владельцы парка развлечений не только не вырубили, но даже и местами сделали непроходимым, искусно имитируя естественные буреломы и каменистые осыпи. Между деревьями и кустами, среди которых встречались, кажется, все разновидности на свете — от тикурина, дикой розы-нобары, дарии и горной березы до столетних маронов, вязов, пайнов и тонэрико — петлял целый лабиринт тропинок, ведущих от аттракциона к аттракциону. По сторонам лесных дорожек тянулись живые изгороди из бересклета, местами подстриженного то в виде шаров, кубов и овалов, то странных животных, то домов и строений. Гигантское колесо обозрения неспешно вращалось над парком. Качели, карусели, крутилки, воздушные трубы, рельсовые горки и прочие головокружительные во всех смыслах установки заполняла визжащая от страха и удовольствия молодежь. То тут, то там под древесной сенью возникал зловеще-черный или, наоборот, разукрашенный всеми цветами радуги павильон, в котором можно от души перепугаться скелетов, призраков, обак, людоедов и страшных чудовищ, полетать в космосе на космическом корабле, испытав самые настоящие перегрузки, посмотреть, как бесстрашный Дивана Дзона отбивается от дикарей в джунглях, или же вдоволь обхохотаться над своими и чужими невероятными отражениями в кривых зеркалах. Мигали заманчивые афиши на кинотеатрах, и от бесчисленных ресторанчиков и торговых рядов доносились такие запахи, что даже у сытого во рту мгновенно появлялась голодная слюна.
Следующие три часа Яна с Палеком и примкнувшая к ним Цукка с явным наслаждением осваивали окружающие чудеса. Палека с трудом удалось оторвать от лошадиного загона, по которому он прокатился на смирном пони не менее десятка кругов. Однако Карина в присутствии толп праздного народа как-то съежилась и замкнулась и, несмотря на все усилия друзей, так и не сумела расслабиться. Дзинтон бросал на нее озабоченные взгляды и чуть ли не силком запихивал то на карусель, то в потешный домик, но она оставалась все такой же напряженной. Два года назад в таком же парке ее поймали и отправили в Институт, и сейчас она то и дело вздрагивала, нервно оглядываясь по сторонам. Ей казалось, что взгляды всех людей и орков обращены только на нее, и в каждом читается приговор: «Чудище! Девиант!» И вот-вот из-за деревьев вынырнут люди в пятнистых комбинезонах и начнут стрелять в нее летающими шприцами, и она опять очнется в душной тьме обитого железом бокса. Она понимала всю абсурдность своего страха, но ничего не могла с собой поделать. Манипуляторы ее эффектора нервно пульсировали в такт настроению хозяйки, и ей с большим трудом удавалось удерживать их в свернутом состоянии. В конце концов она клещами вцепилась в руку Дзинтона и решительно отказалась ее выпускать. Тот только погладил ее свободной рукой по голове и, поймав взгляд Цукки, вздохнул, приподняв брови.
Яна чувствовала состояние подруги, хотя поначалу и не придавала ему особого значения. Она уже давным-давно привыкла не обращать внимания на эмоциональный фон окружающих, воспринимая его, как другие воспринимают шум ветра в листве — слышишь, только если сосредоточишься на нем. Но чем дальше, тем сильнее ее раздражали исходившие от Карины волны страха и неуверенности, и в конце концов, не выдержав, она фыркнула и убежала далеко вперед по безлюдной боковой аллее, в которую Дзинтон свернул, чтобы дать Карине немного отдышаться. Цукка открыла рот, чтобы позвать ее, но Дзинтон неожиданно остановил девушку, предостерегающе дотронувшись до ее плеча.
— Погоди! — со странной интонацией произнес он. — Пусть бежит. Мы ее догоним чуть позже. А пока давайте-ка, шустрый неугомонный народ, передохнем немного. Вон как раз подходящая лавочка. Лика, ты у нас самый младший, тебе и бежать за мороженым. Мне, чур, шоколадного.
Он всыпал мальчику в руку горстку мелочи и шутливо хлопнул его по затылку. Тот не заставил себя долго упрашивать и, дробно затопотав сандалиями, побежал к главной аллее, где стояли покрытые ледяной испариной стеклянные витрины мороженщиков. Дзинтон опустился на скамейку и усадил Карину рядом с собой. Та прильнула к нему, словно спасаясь от страхов окружающего мира. Цукка села с другой стороны и ласково погладила ее по голове.