Нихт капитулирен!
Шрифт:
И вот теперь Карл вдруг осознал, что он остался один во всем этом мире. Мире подлом, жестоком – один-одинешенек.
Нет, «скупая мужская слеза», как любят выражаться романисты, не прокатилась по его щеке. И острого приступа жалости к себе он не испытал. Он был именно что «ошарашен» – растерян, пришиблен свалившейся новостью, но не более того.
– Пожар, – ответил корветтенкапитан. – Дом выгорел в считанные минуты. Спастись не удалось никому.
– Мне… Наверное… Нужно съездить… – слова давались как-то с трудом, их приходилось из себя выталкивать, выпихивать наружу непослушным языком.
– Не стоит, – покачал головой Шпильберг. – Не стоит, поверьте
– Простите? – помотал головой Карл. – Я не совсем понимаю.
– Ну что же тут непонятного? Ваш дядя в свое время приобрел небольшой дом на окраине Данцига. После его гибели дом наследовали жена и дети, а после их гибели – вы, как единственный родственник. Фрау Эльза была сиротой. Наследие Великой войны… Кроме того, как выяснилось, ваш дядя был крайне предусмотрителен и застраховал дом, в том числе и от пожара. Страховка еще не истекла, так что и страховая сумма подлежит выплате. Так как на момент открытия наследства восемнадцать вам еще не исполнилось, Кригсмарине, как ваш законный опекун – вы все же в военном заведении учитесь, – взяло на себя заботы по оформлению вашего наследства на себя. Ну, а поскольку двадцать девятого июня вам исполнилось восемнадцать лет, вы совершеннолетний и можете получить все причитающиеся вам денежные средства в финчасти – начальник ее предупрежден и ждет вас.
– Двадцать девятого? – как-то растерянно произнес Карл. – А я и не знал…
«Нехило ж мы мой день рождения отметили», мелькнула у него мысль.
– Амнезия, понимаю, – кивнул командир роты. – Еще раз примите мои соболезнования, а теперь прошу меня извинить. Дела.
– Да-да, конечно, – пробормотал Геббельс поднимаясь.
– И не забудьте посетить финчасть, кадет. Долго такую сумму мы в кассе держать не можем.
Монголия, 2 км к востоку от р. Халхин-Гол
Задумавшийся о невеселых перспективах ВрИО командира бригады, майор Бохайский, порезался бритвой и чертыхнулся.
За девять дней боев от седьмой мехбригады осталась едва ли четверть, да и приданный ей батальон тяжелых танков из двадцати семи машин потерял уже пятнадцать. Четыре из них, правда, были вполне способны вести огонь, но вот передвигаться самостоятельно им в ближайшее время не грозило.
Самым неприятным было то, что вклинившиеся между бригадой и 24-м мотострелковым полком японцы сумели наладить прорыв и практически отрезали левый фланг корпуса от основных сил еще четыре дня назад, создавая угрозу окружения у высоты Палец и заставляя растягивать невеликие силы бригады по все увеличивающемуся фронту.
Принявший командование флангом корпусной комиссар Лхагвасурэн приказал отходить к Халхин-Голу – его 15-й и 17-й кавполки 6-ой кавалерийской дивизии также понесли значительные потери и не могли удерживать наступающего неприятеля. Сейчас под контролем советско-монгольских войск оставался лишь предмостовой плацдарм, и то, что большую часть гаубиц 60-го и 82-го полков, а также 61-ой гаубичной бригады удалось не только спасти, но и переправить на западный берег, радовало мало. Еще немного, еще небольшое усилие, и стоящая южнее 9-я мотоброневая бригада, почти лишенная тяжелой артиллерии, не сможет удержать свой предмостовой плацдарм, и японцы перейдут через Халхин-Гол, отрезая весь корпус от тыла. Судьба левого фланга в этом случае была незавидна – окружение и полное уничтожение становились неизбежны.
24-й мотострелковый, 149-й стрелковый полки и 5-ю стрелково-пулеметную бригаду зажали между Халхин-Голом и Хайластын-Голом (попутно выбив все имеющиеся в их составе Т-37А), отчего отступить пришлось и остальным силам центра, оставив переправу через приток к Малой Волге врагу. Мост, конечно, взорвали, ну так японцы тоже не пальцем деланные – починить все можно.
Правда, на правом фланге 8-я кавалерийская дивизия маршала Чойбалсана, при поддержке 8-й мехбригады, успешно провела наступление, наголову разгромила смешанную японско-манчжурскую бригаду и грозила перерезать дорогу на Хайлару, да и с прибытием позавчера асов испанского неба, во главе с самим Яковом Смушкевичем (добирались они силами транспортной авиации, потому и появились в авиаполках уже на восьмой день боев), резко изменилась ситуацию в небе. «Генерал Дуглас» и его опытнейшие бойцы в первый же день так умудрились намекнуть японцам на необходимость умерить свои амбиции, что те третьи сутки приходили в себя, и уже СБ-1 заходили в атаку на их позиции, а не Ki 31 и Ki 32 – на советско-монгольские. Собственно этим, наверное, и объяснялось сегодняшнее затишье. А может быть, самураи просто вымотались, наступая? Или передислоцировали силы для решающего удара? Бохайский не знал.
– Командир! Командир! – к майору подбежал Хальсен.
Бохайский снова чертыхнулся, вытер полотенцем лицо от остатков пены и недружелюбно поинтересовался у своего начштаба (начальник штаба бригады, майор Лисовский, был тяжело ранен в первый же день боев, так что на эту должность назначили старлея, чему несчастный немец безумно «обрадовался»):
– Что, японцы сдаются? Чего орешь?
– Командир, приказ из штаба корпуса. Завтра утром начинаем наступление.
– Они что там, охерели?! – взорвался Бохайский. – Чем я им должен наступать?
– Вот этим, наверное, – старлей кивнул куда-то за спину майору.
Бохайский обернулся в указанную сторону, и увидел на западной стороне реки, где-то еще очень далеко, облако пыли.
– Монголы? – мрачно поинтересовался он.
– Никак нет, – хмыкнул Хальсен. – Подкрепления наконец добрались, из тех, что еще до начала боев сюда направляли. БТ-5 и БТ-7 в количестве восьми батальонов, и четыре полка пехоты. Все, Егор Михайлович, конечно, нам не дадут, но…
Немец умолк, и с хитрым прищуром поглядел на командира.
– Знаешь что, Максим Александрович? – хмыкнул Бохайский. – А ведь, похоже, наша головная боль с командованием бригадой и ее штабом закончилась. Попроси-ка ты политрука довести до личного состава новости.
Кумерсдорфский танковый полигон
Несколько генералов, стоя на специально выстроенной трибуне, внимательно наблюдали за маневрами прототипа, передвигающегося по полю. Танк разработки Фердинанда Порше, здоровенный, и пока довольно неуклюжий, с трудом вскарабкался на пригорочек, повернул квадратную башню с 88-и миллиметровой «пушкой Арндта», и выстрелил по цели. Снаряд оставил в 50-и миллиметровом бронированном листе рваное отверстие.