Ника. Реально, как во сне
Шрифт:
– Погодите, милочка, это сейчас нельзя. Может остановиться сердце. Знаете ли, сейчас очень много людей умирают от синдрома «внезапной смерти»?
Нике этих слов было достаточно, чтобы прекратить действия. Умирать как-то не хотелось. Мало ли какой гадостью ее накачали. Паразиты! Справились? Довольны?
Через пятнадцать минут Нике было разрешено встать.
– Где туалет? – хмуро поинтересовалась Ника.
– Если Ваше самочувствие еще не пришло в норму, сиделка предложит Вам утку, милочка, – широко улыбнулся доктор, похожий на Жванецкого, сложив на груди пухлые руки,
От него все так же отвратительно пахло… Ника скорее узнала его не по голосу, а по запаху. Своеобразный такой неприятный запах немытых мужских рук.
Ника понимала, что история, в которую она впуталась никаким образом не позволит ей так же легко «спрыгнуть». Она смутно понимала, как могла попасть под наблюдение… Конторе? Кажется, так назвал галстучный иностранец организацию, которая уполномочила… Вербовку? Что-то невообразимое. Непонятно кто, неизвестно каким образом столь широко осведомленная…
– Мне надо позвонить, – хмуро сказала Ника доктору.
– Увы, это решаю не я. Но я обязательно замолвлю за Вас словечко, если Вы будете послушной девочкой и будете соблюдать все мои рекомендации. Как Вы себя чувствуете?
– Нормально, – односложно кивнула Ника.
– В таком случае, если Вы действительно хорошо себя чувствуете, мы можем приступить к тестам. Вы готовы?
Ника кивнула. Он молча показал Нике на дверь в санузел. Дождавшись, когда она приведет себя в порядок, доктор постучал в дверь. Снаружи лязгнул запор и дверь открыли.
– Следуйте за мной.
Медицинская лаборатория с молчаливыми лаборантами. Укол ланцетом безымянного пальца. Забор крови. Белая комната с видеокамерой. Молчаливый врач аскетичного вида опутывает проводами с датчиками. Задает контрольные вопросы. Работает полиграф. Напротив нее сидит доктор, похожий на Жванецкого – Дмитрий Арнольдович. Молчит, наблюдая процедуру. В какой-то момент Ника отвлекается от вопросов аскетичного вида доктора, улавливая мысль Дмитрия Арнольдовича: «Хорошо, что она не знает, что дочку ей больше не увидеть».
Разрывая путы проводов и увлекая за собой привязанное к ногам кресло, валясь вместе со стиснутым за грудки Дмитрием Арнольдовичем она прохрипела яростно:
– Что это все значит? Что с моей дочерью?!
Чьи-то сильные руки сзади больно сжали ее руки. Как больно! Подлый укол в шею. Опять?! Темнота.
Она еще помнила его глаза. Странный такой взгляд, как будто, где-то он далеко был. А ей так хотелось, чтобы он был с ней. Еще раз. И больше ничего нужно и не будет. Все остальное так неважно. Ведь у него такие руки… Такие… И губы… Очень реальные, как во сне… Но это уже и не сон?
Белое… Потолок? Опять?! Онемение отпускает быстро. Видимо, антидот введен до того, как она пришла в сознание.
– Извините за провокацию, – тяжело вздохнул Дмитрий Арнольдович, – на самом деле с Вашей ненаглядной дочуркой все себе хорошо. Хотя, честно говоря, я не знаю как у нее дела, но если бы что-то было не так, мне бы уже было доложено. Следовательно, у нее все хорошо. Я должен был вызвать в Вас как можно более сильные эмоции, которые можно зафиксировать для продолжения исследования. И знаете что? Это удивительно. У Вас просто невероятные показатели. Сегодня мы продолжим. Нужно подготовить Вас к службе. Для ускорения процесса придется применять медикаментозные методы. Но это совершенно безопасно, можете не волноваться.
– К какой службе? – к Нике вернулась способность говорить. Она была опустошена воспоминаниями ускользнувшего от нее сна и попросту оглушена всем на нее обрушившимся так внезапно и стремительно.
– Это не в моей компетенции, знаете ли, – смутился врач, особенно в эту минуту напомнивший Нике Жванецкого.
Он зашагал размашисто по комнате, остановился, замахал, как ветряная мельница руками и поспешно ретировался к выходу. Обернувшись на пороге, он сказал:
– Приводите себя в порядок. Где находится ванная – Вы знаете. Я жду Вас, постарайтесь уж оперативненько, – мерзко хихикнул он.
Нике ничего не оставалось, как подчиниться.
Лаборатория. Забор крови. Дмитрий Арнольдович уже кивает над результатами каких-то развернутых анализов и непонятных диаграмм.
Ника почувствовала знакомый запах смеси мужского одеколона, лосьона для бритья, дезодоранта с довольно-таки металлическим привкусом. Она не могла не узнать его – галстучный? Ника озиралась по сторонам, ожидая, что он сейчас появится. Но нет, никто не появлялся.
Дмитрий Арнольдович подошел к Нике с сосредоточенным лицом и уселся на белом вертящемся стуле напротив.
– Ника, Вы чувствуете аромат мужского парфюма?
– Да. Сильный запах, навязчивый такой… Как же не почувствовать. А что?
– Не задавайте мне, пожалуйста, вопросов. Если они Вам заданы, значит это необходимо для получения от Вас ответов. Так вот, следующий вопрос: ассоциируется ли у Вас этот запах с чем-то? Или, может быть, с кем-то?
Ника понимала, к чему клонит Дмитрий Арнольдович. Лукавить было незачем.
– Я не могу назвать Вам его имени. Он не представился. Такой… иностранец… со странным акцентом… Прибалт возможно.?
– Верно. То, что Вы чувствуете сейчас – это оружие. Его разработали военные химики и медики для борьбы с такими сверхчувствительными людьми, как Вы. Называется оно «Завеса». Цель применения такого вещества – заглушить сенсорные данные у людей с широким или повышенным, по-другому выражаясь, спектром чувств – сенсов, эмпатов, сенистезов. Как Вам удобнее. Как Вам приятнее называть, так и называйте. Это не важно, – Дмитрий Арнольдович махнул, будто досадливо рукой и замолчал, видимо формулируя и фильтруя свои слова, – применение такого препарата лишает способности таких как Вы улавливать зрительные, обонятельные и мысленные образы окружающих на короткое время. Как-только ароматическое воздействие прекращается, эмпаты вновь обретают свои временно утраченные способности.