Никогда не будем вместе
Шрифт:
В эту же секунду в нос ударил ужасный запах. Настолько сильный, что поплыло перед глазами. Чтобы сдержать рвотный позыв, я зажала рот рукой и прислонилась к дверному косяку, чтобы не упасть. Идти вперед смысла не было. Кристина Олеговна лежала на постели в длинной шелковой сорочке, раскинув в стороны руки и ноги. В этой маленькой комнате с наглухо закрытым окном, она словно законсервировалась. Спальня превратилась в могилу. Лицо Кристины Олеговны навсегда застыло – широко распахнутые, стеклянные глаза смотрят в потолок, и даже издалека видно как на коже проступают серые, расплывчатые пятна. Такое я видела
Словно во сне, я попятилась назад, чуть не снесла вазу на столике и ухватилась рукой за дверцу серванта. Тошнота еще не отступила, но нужно было что-то делать. Нужно срочно звонить в полицию!
Глава 26
– Да не переживайте вы так. Успокойтесь.
Мужчина в мятой рубашке с закатанными рукавами, подал мне стакан воды. Кажется, его зовут Степан Евгеньевич – молодой следователь, с пронзительными, голубыми глазами и широкой улыбкой. Он был слишком дружелюбен для такого места, и почему-то напоминал мне Александра. Такой же спокойный и уверенный в себе – чувствует себя полноправным хозяином в этом маленьком кабинете, среди вороха папок и бумаг.
– Скажите, что будет с Виталиком, это сын Кристины Олеговны. Куда его забрали?
Я с трудом сделала несколько глотков воды и сцепила пальцы в замок, чтобы скрыть нервную дрожь. С того самого момента, как я обнаружила маму Виталика в спальне, эту дрожь не получалось унять, а желудок сводило от постоянных приступов ужаса, словно ледяная рука стискивает внутренности, и каждый раз мешает дышать. Я никогда раньше не видела мертвых людей, никогда не видела…
– Сейчас мальчиком занимаются органы опеки, он чувствует себя хорошо.
– Он не выживет в детском доме, понимаете? Он домашний ребенок!
– Да, конечно. – Степан Евгеньевич снова улыбнулся, - но таковы правила. Сначала нужно разобраться в ситуации, нужно понять, кто убил Кристину Олеговну. Какие были мотивы, может, вы что-то видели, слышали? Может, соседки на лавочке о чем-то шептались?
– Нет. Ничего такого не было. – В отчаянии, я закрыла лицо руками и несколько секунд молчала, затем подняла глаза и посмотрела на следователя, - я не понимаю, кто ее мог убить и зачем. Это просто невозможно! Она обычный человек, простая женщина, которая работает с утра до ночи, чтобы обеспечить ребенка!
– У нее могли быть враги. Говорите, что несколько лет работали сиделкой для ее сына?
– Да, это была моя единственная работа.
– Работали без договора?
– Да, я нашла ее объявление в интернете, мы встретились и просто обсудили обязанности.
– Вы что-то знаете про ее мужа? Может быть, видели его когда-нибудь?
– Нет. Кристина Олеговна уже была в разводе, когда мы встретились. Насколько помню, у нее есть несколько ресторанов, но я не знаю адресов, меня это никогда не интересовало. Я просто выполняла свою работу, зачем мне лезть не в свое дело?
– Да, конечно, вы правы. – Степан Евгеньевич что-то отметил в своей записной книжке и откинулся на спинку кресла, - вас не насторожило, что ваша, так сказать, начальница оплатила вам отпуск за свои деньги, и не побоялась отдать ребенка на такое расстояние? Она настолько вам доверяла?
–
– Интересно, какие у нее могли быть проблемы? Что могло произойти с бизнесом?
– Она ничего мне не говорила. Да и зачем мне об этом знать? Она попросила помочь, я согласилась. Уверена, Кристина Олеговна – хороший, порядочный человек.
– Что ж, я в этом нисколько не сомневаюсь. – Степан Евгеньевич немного помолчал, прежде чем протянуть мне листок, - у вашей начальницы на самом деле щедрая душа, если верить этому документу.
Не понимая, к чему он клонит, я взяла листок из рук и не сразу поняла смысл написанного.
– Я…
– Это дарственная в вашу пользу. Ваша дорогая Кристина Олеговна переписала на вас квартиру, но с небольшим условием. Вы должны усыновить ее сына и заботиться о нем всю свою жизнь. Здесь на втором листке все подробно расписано. – Степан Евгеньевич ткнул пальцем в текст, словно я была слепой. – Если вы откажетесь, квартира будет переписана на сына после того, как ему исполнится 18 лет. Правда, жить он в ней не сможет, потому что будет находиться в учреждении, где за ним будут ухаживать.
– А значит, жилье перейдет государству. – Мой голос задрожал от волнения, и я почувствовала, как в уголках глаз скапливаются слезы.
– Да, верно. Дарственная подписана за день до смерти, судя по детализации звонков, вы успели созвониться, а затем она перестала трогать телефон. Вы догадывались, что вам могут сделать такой подарок?
– Нет, что вы! Я бы никогда не согласилась на это!
– Тогда откуда она узнала ваши паспортные данные?
– Я прислала ей копии документов, она сама попросила. Нужно было купить билеты на самолет. Но я не думала, что она использует их не только для этого. Вы что, думаете, я все это подстроила? Почему вы считаете, что это было убийство, а не она сама…
– В крови женщины было обнаружено большое количество психотропного вещества, но это было не естественной передозировкой, - Степан Евгеньевич сделал многозначительную паузу, - кто-то, кого она знала, напал на нее сзади, ударил по затылку и ввел лекарство. Что касается вас. У вас есть железное алиби. Но никто не исключает сообщников.
– Что? Вы это серьезно?
Я резко встала, едва не уронив стул на пол.
– Мне ничего не надо. У меня есть свое жилье, зачем мне чужое? И почему вы говорите такие вещи, ведь документ не имеет юридической силы. Кристина Олеговна умерла, а я ничего не подписывала. Вы ведь знаете, что дарственная в этом случае аннулируется? К тому же, никто не может принуждать меня выполнять условия. На усыновление я могу подать только по собственному желанию, и не могу претендовать на жилье. Вы хотите напугать меня недействительными документами и запиской с пожеланием?