Никогда не было, но вот опять. Попал 2
Шрифт:
— Мы сначала махались понарошку, а потом этот гад локтем мне в глаз заехал. У меня из глазу аж искры посыпались. Ну, я и разозлился и дал ему по носу.
— Я же тебе говорил, что нечаянно получилось. — Пробормотал с ухмылкой Грек. Видимо, до него стала доходить комичность ситуации, чему очень способствовал откровенный ржач Белого.
— Ага нечаянно…. — Не мог успокоится Тоха.
— «Подеритесь еще! Горячие финские парни». — Процетировал я классику, успокаиваяТоху. Потом добавил:
— Впрочем, молодцы, во время остановились и вообще все молодцы! Действовали хорошо, не зря тренировались. Всем премия по сто рублей, но отдам в Сосновке.
— А че это
— И чего ты купить хочешь? — Спросил я.
— Часы хочу. Вон ты Немтырь себе купил, а мы что хуже.
А ведь точно часов у парней нет, а они нужны, иначе как согласовывать действия.
— Молодец Белый, правильно заметил. Завтра все идете выбирать себе часы. У кого еще, какие предложения будут? Говорите, обсудим и если действительно нужно для дела, то приобретем.
— Одёжку нам надо специальную для таких случаев. — Вдруг сказал Грек, пытаясь отряхнуть пыль со своего пиджачка или, как там его аборигены называют.
— А что? Дельное предложение. Ну как, все с Греком согласны? — Спросил я парней. Хотя мог и не спрашивать. Поддержали единогласно.
— Обязательно сошьём, но это попозже в Сосновке. Машке Лучкиной закажем, а здесь ткани темной купим, чтобы ночью незаметнее быть. И Тоха, и ты Грек одёжку, что на вас сейчас снимите и спрячьте, оденьте ту, что сегодня купили.
— А я? — Спросил Белый.
Я посмотрел на Белого, он вроде не засветился сегодня, но тоже пусть одежонку сменит, хуже не будет.
— Ты тоже переоденься, и парик сними.
— А вам с Тором переодеваться разве не надо? — Спросил Тоха.
— А зачем? Отклеим усы и бороды; кто нас потом узнает. Так ведь Тор?
Митька, подтверждая, кивнул. Все-таки Митька хорош, немногословный и надежный как молоток. Одним словом — Тор. С ним мы пошли прятать в сарае сегодняшнюю добычу. Золото прикопали, а бумажные деньги я положил в рюкзак.
Я отлепил усы, бороду снял свой немного подпорченный пиджачок, умываясь, подумал, что моя «уловка 22» сработает как мышеловка, если предупредить Сыча о грядущих предъявах и о возможном нападении. Достал из шкафчика листок бумажки, которая теперь у меня не переводилась, и быстро набросал для Сыча записку, нисколько не заботясь о местной орфографии, которую пока не изучил: «Сыч, мужик, который у тебя был вчера и возможно Годный нападут на тебя сегодня или завтра ночью». Подписываться не стал. По большому счету мне все равно кто из них кого прибъёт, а возможно они и договорятся, чего бы не очень хотелось. Посмотрел на парней, соображая кого из них послать с запиской, но в конце концов решил сделать это сам.
Пришлось снова одеваться, подумав, прихватил полный набор оружия скрытого ношения: ножи, нунчаки и револьвер. Еще раз подумав, решил одному туда не соваться.
— Белый собирайся, поедем с тобой на «Гору» и прихвати револьвер.
Белый с готовностью кивнул и минут через пятнадцать мы уже катили на извозчике в район, где обитал Сыч. Не доезжая метров пятьсот до нужного дома, я заставил Белого спрыгнуть и отстать, но из виду меня не терять. Подъехав поближе, я осмотрелся, выискивая какого либо мальца, чтобы использовать его в качестве почтальона. Завидев в метрах двухстах несколько пацанов, лет восьми, играющих в какую-то немудреную игру, остановил экипаж, сказал извозчику, чтобы ждал, сам подошел к ребятне:
— Парни дядьку Сыча знаете?
Пацаны переглянулись, затем один по виду постарше остальных протянул:
— Ну, знаем и чё?
— Рубль заработать хотите?
— Ну, хотим и чё? — Ответил все тот же пацан.
— Нужно отнести дядьке Сычу записку. Вот эту. — Я показал бумажку. — Полтинник даю прямо сейчас, второй когда записку передадите.
— Давай. — Протянул грязную ладошку немногословный малый.
Я отдал бумажку и пятьдесят копеек гривенниками. Пацаны всей гурьбой понеслись передавать записку. Оглядевшись, я зашел за ближайшие кусты и стал наблюдать. Через некоторое время ватажка малолеток снова появилась на улице, их сопровождали два мужика. Не увидев меня на условленном месте пацаны растеряно загалдели, а мужики, покрутив головами, ушли обратно. Подождав некоторое время, я выглянул из-за кустов и подозвал предводителя малолеток:
— Отдал записку?
— Ага.
— Тогда как договаривались, держи ещё полтинник. — Высыпал в подставленные ладошки кучку мелочи.
Парнишка побежал к друзьям, а я поспешил к извозчику. Прихватив по дороге Белого, благополучно доехали с ним до базара и, рассчитавшись с местным бородатым «таксистом», двинули домой пешком.
Дома, перед сном, я еще раз обдумал свои последние действия. И действия эти были сплошь незаконны и аморальны. По большому счету я опустился до банального грабежа людей вина, которых, пусть в косвенном, но все-таки участии в нападении на нас с дедом, не доказана. Мысленно покопавшись в своих ощущениях, ни чувства вины, ни раскаяния не обнаружил и даже наоборот, как говаривал некий политический персонаж, я испытывал «чувство глубокого удовлетворения» от хорошо выполненной работы. Ну и золотые монеты вкупе с нехилой пачкой бумажных денег грели душу. Все по заветам классика: «Экспроприация экспроприаторов».
Единственно, что меня несколько беспокоило — это реакция Сыча на моё послание. Хорошо если он воспримет предупреждение серьезно и подготовится к встрече. А если он не примет всерьез записку и не приготовится, то «кто ему доктор». Хотя Сыч ничего плохого мне не сделал, мне его ничуть не жаль. А уж Голубцова с компашкой тем более.
С другой стороны, Голубцов может, для начала, выкатить Сычу предъяву и потребовать вернуть денежки. Представив удивленную физиономию Сыча, которого, к слову, никогда не видел, усмехнулся. И как он к этому отнесется? Скорее всего, как к поводу для наглого наезда, особенно если Голубцов пристегнет к этому делу Годного. А тот вполне может это сделать. Блин! Крутые дела могут развернуться в криминальном мирке Барнаула. Да и черт с ними со всеми. Лишь бы на нас не вышли. И хватит мозгами скрипеть, спать пора.
Глава 14
Глава четырнадцатая. Отступление второе.
Ефим Голубцов, возвращаясь от Захара Грашина или «Годного», как называли этого невзрачного на вид мужика его подельники, был в полном расстройстве. Если Сыч отказался унаследовать дело, так не во время умершего Голована, сказав, что он теперь занимается торговлей и с уголовщиной связываться не желает, то «Годный» был не против, но сослался на недостаток нужных людей.
Предложение Голубцова набрать исполнителей из беглых каторжников годным не признал. Сказал, что это у Голована помощник был по кличке Рябой, который мог держать этих варначищ в узде, но Рябой не то сгинул в тайге, не то сбежал от Голована. У него же такого человека нет. А вот у Сыча есть и не один. Когда Голубцов сказал, что Сыч уголовщиной не занимается, то Грашин уверенно возразил. Врет, мол, Сыч. Занимается, еще как занимается, но ходить под кем-то не хочет, поэтому и предложение голубцовское отверг. Есть у него свои каналы сбыта награбленных ценностей.