Никогда не было, но вот опять. Попал 3
Шрифт:
Обернулся к парням, которые в своих масках — балаклавах выглядели довольно жутковато. По крайней мере несостоявшиеся «рэкетиры» впечатлились основательно. А чего они хотели? «Буря и натиск» это вам не фунт изюма. Я не знаю, что имели ввиду немецкие литераторы восемнадцатого века, обозвавшись так, но пацаны проиллюстрировали это пафосное название на пятёрку.
Чёрт! Ну и чепуха лезет в голову, а нога-то болит все сильнее.
— Грин, бинтик брось, — негромко попросил я. Платошка — хозяйственный мужичек, был у нас наподобие армейского старшины. Я был абсолютно уверен, что «индпакет» у него в карманах
Я бы при необходимости без всякого стеснения разделся перед ними догола, но в данном случае светить голым задом мне необходимости не было. Под штанами и кальсонами я давно уже ношу нормальные семейные трусы, пошитые мне нашей портнихой еще в прошлом году. А как иначе? Я же никакой-то там хрен с бугра, а самый настоящий прогрессор, несущий высокую моду в крестьянские массы. Так что обломались любопытные девки. Не видать им голой комиссарской задницы.
Шутки шутками, а нога-то реально болит. Стянув штаны до колен, я несколько взбодрился. Пулька чиркнула по поверхности бедра наискосок снизу вверх, оставив на ноге глубокую кровоточащую борозду. Я разглядывал эту царапину и не знал, что с ней делать. Перевязать, но при ходьбе повязка обязательно сползёт. Оставить так, тоже плохо, грязь попадет и ранка воспалится, да и кровь все ещё выступает. Хорошо бы обеззаразить, а то мало ли что там в кармане у Фомы пуля на себя нацепляла.
— Господа! — ни на что не надеясь, обратился я к мужикам. — У вас случайно водки или самогонки не найдется?
Иванцов с Арнольдиком удивлённо переглянулись и уставились на Моню. Тот отрицательно покачал головой. Тогда Иванцов вздохнул, достал из внутреннего кармана небольшую фляжку и подал мне.
— Вот возьмите. Там немного ещё есть.
— Павел Степанович, вы просто гений, — обрадовался я.
Открыл крышечку и понюхал. Пахло водкой, но на всякий случай спросил:
— Водка?
— Водка, водка! — успокоил меня старик.
Я отдал крышечку хозяину и, собравшись с духом, полил ранку водкой. Шипя от боли сквозь стиснутые зубы, протянул Иванцову его фляжку с остатками жидкости и, сдавив пальцами ногу выше ранки, тихонько матерился, пережидая. Наконец действие антисептика закончилось и, сняв с бинта бумагу, открыл маленький бумажный пакетик с мхом, который ещё в Сосновке выделила нам знахарка в качестве антисептика. Мы рассыпали его по пакетикам и завернули вместе с бинтом. Получился готовый индивидуальный пакет, который можно быстро применить при ранении.
Засыпав сушеным мхом ранку, я стал примериваться как бы ловчее её забинтовать. Три мужика и мадам с недоумённым интересом наблюдали за моими потугами. Наконец Саре надоело смотреть, как я уже в третий раз пытаюсь наложить на рану ткань и она, молча, отобрала у меня бинт и довольно ловко и туго замотала мне ногу. Вынула откуда-то из складок платья небольшие ножницы, разрезала конец бинта вдоль и завязала его на ноге бантиком. Я поблагодарил мадам за помощь и стал натягивать штаны на положенное им место.
— Алексей! Зачем вы это сделали? — неожиданно спросил Иванцов.
— Что сделал? — не понял я вопроса.
— Водкой зачем рану заливали? Больно же, — и он потряс своей фляжкой, которую так и держал в руках.
Я изумлённо на него уставился. Шутит старик что ли? Да нет, вроде не шутит. Это скорее я туплю. Когда там венгерский акушер врачей руки хлоркой заставлял мыть? Точно не помню, но не так чтобы очень давно. А его коллеги загнобили, даже, кажется, в дурдом загнали. Но это не точно. То есть профессиональные врачи еще вчера про антисептик ничего не знали и знать не хотели, тогда что спрашивать с провинциального любителя литературы.
— Да какая это рана, Павел Степанович. Так царапина глубокая. А водкой полил, чтобы не загноилась, — ответил я, наконец, справившись со штанами и ремнём.
— Шерстью горелой пахнет, — сказала вдруг Сара-Серафима.
Я потянул носом воздух. Действительно, горелым тянет. Оглядевшись вокруг и не найдя следов возгорания, обратил внимание на машущего руками Фому Хорькова, которого Архипка довольно жёстко удерживал с помощью нунчак. Тот явно хотел нам сообщить, что-то важное, но не мог выговорить ни слова. Увлекшийся зрелищем, Белый пережал ему гортань. Глядя на него, я понял, где подгорает.
— Шварц полушубок с него сними, — скомандовал я.
Тот недоуменно на меня посмотрел, но команду выполнил. Убрал с горла придурка нунчаки и сдернул с того полушубок. Освобожденный мужик заорал дурным голосом и стал хлопать себя по штанам в районе паха. Архипка держа в левой руке нунчаки, а в правой кожушок страдальца, с обалделым видом наблюдал, как над полушубком вьётся сизый дымок. Появившийся небольшой язычок пламени, получив доступ к кислороду, стал весело разгораться.
Архипка тупил не долго. Бросив на пол кожушок, он быстренько устранил начинающийся пожар. Можно сказать, не дал «искре возгореться в пламя». Всё это выглядело довольно забавно, но «пожар в борделе во время наводнения» стал меня немного напрягать и пора было со всем этим кончать.
Посмотрел на Архипку топающего сапогами по полушубку Фомы. Посмотрел на хозяина злополучного предмета одежды, который, затушив тлеющие штаны, шипел сквозь зубы. Видимо немного прожарился. Оглянулся на мадам с мужиками и артисток, которые никуда со сцены не ушли, а наоборот сгрудились у края и во все глаза смотрели на происходящее. Ну еще бы! Такая развлекуха! Прогнать их что ли? А черт с ними пусть смотрят, может побаиваться нас будут.
— Этот придурок стрелял сквозь полушубок. От пороховых газов загорелась шерсть. И если бы Серафима Исааковна вовремя не заметила, то этому убогому пришлось бы лечить ожоги, — счел нужным разъяснить я ситуацию с возгоранием.
Со сцены раздались оханье и смешки. Сара-Серафима, оглядев пленных и моих пацанов, спросила:
— И что теперь делать?
— Вам с господином Иванцовым надо заявление в полицию написать. А мы с парнями спросим у этих нехороших людей, что им от нас надо, — выдал я задание и обратился к пацанам:
— Парни обыщите этих «лишенцев». Начните вот с этого погорельца, — указал я на Фому и добавил. — Если кто будет кочевряжиться, бейте не жалея. Господин Лебединский…! Моня! Не в службу, а в дружбу, вместе с господином Грабовским вон тот столик подтащите сюда, а то помощники мои заняты, а у меня нога побаливает.