Никогда не слушайте Элис!
Шрифт:
Я сложила письмо и убрала его обратно. А потом со вздохом вытащила из кармана другой листок бумаги. Его сунула мне мама, когда я садилась в поезд. Я развернула ее послание и опять вздохнула. Огромный лист, с обеих сторон исписанный убористым маминым почерком. Десять заповедей – только не десять, а сто. Мама вообще фанат списков, и чем список длиннее, тем лучше – но в тот раз ее совсем занесло.
Не разговаривай с незнакомыми.
Не забудь сделать пересадку на «Лимерикской развилке».
Помогай
Надевай куртку, когда пойдете гулять, – еще только февраль.
Надевай перчатки и шарф.(Этой заповеди я при всем желании не смогла бы последовать, потому что перчатки с шарфом я вытащила из рюкзака, когда мама не видела, и засунула поглубже в шкаф.)
Не налегай на чипсы с шоколадками.
Если у них совсем не будет здоровой пищи, покупай себе каждый день каких-нибудь фруктов.
Позвони домой хоть раз.
Не засиживайся допоздна.
Не ходи никуда одна.
Не выходи из дома после семи.
И так далее в том же духе. Гигантский список указаний и запретов. (В основном запретов.) Как будто мама пробралась в поезд, уселась рядом и принялась назидательно грозить мне пальцем. Я перестала читать и не удержалась от очередного вздоха. Мама хочет как лучше, ясное дело, но иногда она все же перебарщивает. Ей бы не помешала пара таблеток антиозверина.
Я пробежала глазами список – вдруг в конце мама приписала что-нибудь безумное и прекрасное типа «Я спрятала на дне твоего рюкзака сто евро» или «Я договорилась насчет ежедневной доставки конфет домой к Элис». (Разумеется, ничего такого я не обнаружила.) Потом я порвала листок на мелкие кусочки и запихала все в металлическую пепельницу рядом с креслом.
Удостоверившись, что бабулька напротив на меня не смотрит, я расплылась в улыбке. Целых шесть дней. Шесть дней беззаботной жизни вместе с Элис. Шесть долгих, чудесных дней, прежде чем надо будет возвращаться к занудным домашним обязанностям и обедам из непонятных бобов. Шесть дней в раю!
Слишком уж здорово. Может, это все-таки сон? И я легонько ущипнула себя – так, на всякий случай.
Глава вторая
Несмотря на все страшные мамины предостережения, доехала я без происшествий. Пересела на «Лимерикской развилке», не разговаривала с незнакомыми, сидела лицом по ходу движения, чтобы не укачивало, в туалете не садилась на унитаз, руки вымыла горячей водой с мылом и вытерла о футболку, чтобы не трогать грязное полотенце. Меня немножко грызла совесть за то, что я порвала мамину записку, поэтому я съела все, что мне дали с собой, – морковные палочки и цельнозерновой крекер с хумусом – и не стала покупать вредную еду в вагоне-ресторане. В общем, была идеальным ребенком. Мама бы мной гордилась.
Дорога пролетела незаметно, не успела я и глазом моргнуть, как поезд прибыл на вокзал в Дублине. Я сошла с поезда и последовала за толпой, надеясь, что она приведет меня к Элис. Через пару минут я оказалась у заграждения и остановилась. Здесь толпа разделялась на несколько потоков. Мне вдруг стало страшно. Самоуверенность моя исчезала так же быстро, как мармеладки на дне рождения Рози.
Я оглядывалась по сторонам, стараясь не удариться в панику. На вокзале были сотни людей, но Элис я не видела.
А вдруг она не придет?
Что, если она забыла, что я сегодня приезжаю?
Куда же мне идти?
Что мне делать?
В миллионный раз я мысленно отругала маму за то, что мне не покупают мобильник. Почему мы должны жить так, как будто на дворе Средние века?
Я заметила телефонную будку в конце соседней платформы и нащупала мелочь в кармане. Может, перейти и позвонить кому-нибудь? Но кому?
Если позвонить маме и сказать, что я одна-одинешенька в Дублине, она слетит с катушек. Она позвонит в службу спасения, и в считаные минуты здесь будут полиция, солдаты и машины «Скорой». Весь класс увидит меня в шестичасовых новостях. Кто-нибудь обязательно запишет и покажет Мелиссе, когда она вернется с Лансароте, и моя жизнь, считай, закончится.
У Элис мобильник вечно выключен, так что ей звонить бесполезно.
А ее домашний я не знаю.
Дядька с большим обшарпанным чемоданом отпихнул меня в сторону, и я со всей силы стукнулась локтем о заграждение. Больно было ужасно. Какая-то женщина посмотрела на меня сочувственно, сбавила шаг, но в итоге прошла мимо. Все вокруг спешили по своим делам. Всем, кроме меня, было куда идти.
На секунду я пожалела, что не осталась дома, где все знакомо и привычно. Я бы могла пойти в кино с Грейс и Луизой, а потом мы с Рози испекли бы из экологически чистых продуктов торт без сахара. Что я делаю совсем одна в этом огромном страшном месте? Я еще слишком маленькая. Глупо, знаю, но я готова была зареветь, перед глазами все поплыло.
Я уже полезла за бумажным носовым платком – мама заставила меня положить в карман целую пачку, – но тут услышала громкий свист. Люди вокруг удивленно заоборачивались. Я улыбнулась. Я знаю только одного человека, который умеет так свистеть. И тут я услышала ее голос:
– Мэган. Мэ-э-эг! Эй, я тут!
Я обернулась: Элис бежала ко мне, кричала и махала рукой. Я быстро утерла глаза рукавом, подхватила рюкзак и зашагала ей навстречу. Никогда еще я не была ей так рада. Пожалуй, я никому никогда не была так рада.
Все будет хорошо. Начинаются идеальные каникулы.
Элис быстро обняла меня и зашептала:
– Я так рада, что ты приехала. Тут такой кошмар творится.
Я сразу перестала улыбаться.
– Что? Что случилось?
Она покачала головой.
– Сейчас некогда рассказывать. Мама ждет в машине, ты же знаешь, она терпеть не может ждать. Расскажу дома, хорошо?
Ничего хорошего. Но я понимала, что расспрашивать бесполезно. Элис – чемпион мира по скрытничанью.