Никогда не улыбайся незнакомцам
Шрифт:
Часть, которая была неправдой, заключалась в первоначальном плане остаться в ее доме. Хейли не была уверена, что именно Тиффани наврала ему, и не хотела вмешиваться. Ее подруга слишком много лгала, а Хейли не всегда успевала отследить эту ложь.
— Если я могу чем-нибудь помочь, дай знать, хорошо? — сказал Чарльз.
— Спасибо.
Хейли оглядела толпу и увидела Троя, старого друга семьи, стоящего в отдалении.
— Извините, — сказала она, радуясь, что нашла предлог уйти. Любое оправдание. — Я заметила кое-кого, с кем хотела бы поздороваться.
Мгновение спустя
— Вы только посмотрите. Растешь, как сорняк, моя дорогая! — Его губы растянулись в широкой улыбке, открыв запачканными табаком зубы. Лицо Троя покраснело и осунулось от многолетнего употребления алкоголя и слишком большого количества солнца Луизианы. — У старины Садли, вне сомнения, получилась симпатичная дочка, — выпалил он.
«Нет, я не симпатичная, — подумала Хейли. — Я некрасива, с безнадежно обычным лицом. Тиффани. Вот она хорошенькая».
Трой стоял слишком близко, и у него было кислое дыхание. Он был одним из друзей детства ее отца из Уэстона. Отец Хейли стал профессором математики в Общественном колледже Кавелье-де-Ла-Саль, колледже, в который обычно ходили дети из Честера, Труро, Уэстона и Гранд-Треспасса после окончания средней школы, прежде чем бросить учебу и завести собственные семьи. Четыре города находились на расстоянии плевка друг от друга и были такими трогательно маленькими, что все четыре можно было бы обойти за двадцать минут. Трой стал механиком и переехал в Труро.
Хотя Трой веселый и приятный человек, он один из последних людей, с которыми Хейли хотела оказаться рядом прямо сейчас, потому что он был просто еще одним болезненным напоминанием о том, что ее папа умер.
Он сделал большой глоток пива, и Хейли посмотрела мимо него на своих друзей. Чарльз перегнулся через стол. Тиффани явно была напряжена. Она накрутила ожерелье на большой палец и покачала головой.
— Я никогда бы не подумал, что переживу старину Садли, — сказал Трой, запинаясь. — Нет. Он всегда был ответственным. Уравновешенным. Всегда делал то, что было безопасно. Мы часто смеялись над ним в детстве, потому что он никогда не казался таким, понимаешь? У него была старая душа. — Он пошатнулся и вытянул обе руки перед собой, чтобы не упасть. — Эх, черт.
— Вы в порядке? — спросила она.
— Думаю, это зависит от того, что ты вкладываешь в эти слова, — ответил Трой и громко рассмеялся, прежде чем сделать еще один глоток.
Она смотрела, как Тиффани вышла через заднюю дверь. Чарльз встал и последовал за ней.
— Люди просто плохо выглядят на своих похоронах. — сказал Трой, его глаза остекленели от алкоголя. — Едва ли похожи на самих себя. Такой позор. Хорошо, что у твоего папочки был закрытый гроб. Я бывал на похоронах, где люди выглядели совершенно иначе, чем при... — Он резко замолчал, и его румяные щеки покраснели. — Прости, милая. Итак, как поживает твоя мама? С ней все в порядке?
Хейли сделала шаг назад.
— Извините. — Она не слышала, чтобы кто-нибудь произносил имя ее отца в последние семь месяцев, не говоря уже о том, чтобы говорить о нем, мертвом в гробу. Она поспешила в туалет.
Плеснув в лицо прохладной водой, заперлась в одной из кабинок и прислонилась к проржавевшей двери цвета авокадо. Она знала, что ей не следовало идти, но Тиффани умоляла ее. Теперь она ругалась с Чарльзом на парковке, и кто знал, как долго они там пробудут? Хейли сделала глубокий вдох через рот и сосредоточилась на стене перед собой, потому что, если бы закрыла глаза, то ее разум унес бы ее туда, куда она слишком боялась попасть.
Глава 2
Он был лжецом. Ложь стала тем, что обеспечивало ему безопасность, жизнь и относительное здравомыслие, когда он был маленьким, и его мать забиралась к нему в постель. Когда он стал старше, и она продолжала делать это.
Он лгал обо всем и всем: своему надоедливому, краснолицему менеджеру в «Уинн Дикси», работодателю на его второй работе, мерзкой сестре, о которой был вынужден заботиться. Всем, с кем он сталкивался, находясь вне дома, всем, кого он когда-либо встречал. Иногда, когда ему везло, он даже умудрялся лгать самому себе.
Он был уверен, что людям нравился из-за того, кем он притворялся, и что, если бы они знали, кто он на самом деле, они пришли бы в ужас. Испугались бы за свою жизнь. Причинили бы ему боль. Эта мысль выбивала его из колеи почти так же сильно, как ужас, запертый в его голове.
Некоторые люди думали, что они близки с ним. Но нет. Он позаботился об этом. Если бы... они только знали.
В лесу уже стемнело. Очень тихо. Резкий контраст с тем, что происходило у него в голове. Множество ужасных, опасных мыслей, как фейерверк, взрываются, переполняют его череп.
Он чувствовал себя далеко не в своей тарелке, и так было всегда. Но что-то в этом лете особенно взволновало его. Его разум был скороваркой, которой отчаянно требовалось выпустить пар. Кричать на пруд было уже недостаточно. Он начал слышать крики в ответ.
Отмахнувшись от низко свисающей ветки, он поплелся вперед. Пара желтых глаз изучала его из высокой травы, и его сердце пропустило удар.
Это был больной бездомный кот, которого он назвал Йеном. В эти дни он следовал за ним повсюду: к пруду, через лес. Его отвратительная морда даже появлялась в крошечном окне его спальни в худшие моменты. За прошедшие месяцы глаза Йена стали злыми, и он не хотел иметь ничего общего с этим отвратительным животным.
— Оставь меня, черт возьми, в покое, Йен, — закипел он. Но кот не сдвинулся с места. Он просто стоял там, пугая его. — Отвали, я сказал! — Он бросился на кота. Тот взвизгнул и сбежал в темноту.
Он направился обратно в маленький дом, который делил со своей сестрой. Но он знал, что не сможет оставаться там долго. Он избегал его, насколько это было возможно. Дом принадлежал ей, его матери. Внутри он все еще чувствовал себя испуганным, злым маленьким мальчиком.
Вне стен дома он обычно мог притвориться тем, кем он был, и стать почти нормальным. Ложь стала его спасением. Но не в доме, месте, которое останется жестокой частью его жизни, пока сестра не окончит среднюю школу. Либо тогда, либо до тех пор, пока он не будет вынужден уничтожить ее.